и разломали мебель в станционных постройках, изрубили телеграфные аппараты и вот добрались до жилого посёлка. Полтора десятка рядовых Охранной стражи во главе со старшим вахмистром – все в синих шароварах и, несмотря на жару, в чёрных куртках – и человек двадцать служащих КВЖД противостоять им не могли – сил хватало лишь на то, чтобы прикрывать семьи инженеров и техников, изгнанных из домов возле станции.
Повстанцы поначалу давили на отступающих криками и угрозами (стража не имела разрешения применять оружие, она лишь выставляла штыки), но в какой-то момент ярость боксёров выплеснулась выстрелом в стражника – тот упал, обливаясь кровью, обе противостоявшие толпы сразу рассыпались кто куда, и выстрелы загремели – вразнобой, но часто.
Отряд Саяпина появился неожиданно для обеих сторон. Казаки, помня о погибших товарищах и мстительной резне на колесухе, не стали дожидаться команды – они пришпорили коней, схватились кто за карабин, кто за шашку и врезались в беспорядочные скопления повстанцев. Стволы винтовок выплеснули огонь, клинки уподобились молниям – пошла веселуха!
– Стража, в атаку! Ура-а! – закричал моментально оценивший обстановку вахмистр, и его крик подхватили не только подчинённые, но и гражданские служащие.
Многие повстанцы бросились наутёк, но нашлись и такие, которые, истратив заряд кремнёвого ружья, превращали его в дубину, отбивая удары шашек и стараясь попасть прикладом в лошадиную голову. Кони всхрапывали, вставали на дыбы, но казаков, с малолетства приученных к седлу, сбить на землю было невозможно, и сверкающие клинки то там, то тут врезались в руки, плечи, спины боксёров, высекая ярко-красные струи. Получивший удар спотыкался, падал и уже был не опасен, даже если и шевелился.
Иван шашку из ножен не вынимал – не мог себя заставить рубить живое и беззащитное перед беспощадным лезвием существо. Стрелять – совсем другое дело. Он ходил с отцом на охоту и стрелял по лосям, изюбрям, кабанам, однажды и тигра положил. И сейчас выпускал пулю за пулей – по тем, кто сам поднимал ружьё или копьё, – с какой-то невероятной скоростью перезаряжая карабин. Злобы к ним он не чувствовал, не то что к хунхузам, – просто пришёл на помощь попавшим в беду соотечественникам, однако и жалости к падавшим под выстрелами не испытывал – помнил, что они тоже не божьи овечки.
…Скоро всё было кончено. При том невообразимом избиении с выстрелами, криками и свистом не столь уж и много оказалось убитых – раненых гораздо больше. Остальные повстанцы разбежались.
Среди казаков пострадавших не было, погибли несколько строителей и служащих дороги. Их прибрали оставшиеся в живых.
– Трофимов, займись боксёрами, убитыми и ранеными, – приказал сотник.
– А чё имя заниматься? Чё заслужили, то и получили, – попытался отмахнуться подхорунжий.
– Ты это, Прохор, брось. Всё ж таки люди, а не крысы.
– Дак они хужее крыс, Фёдор.
– Да, ведут они себя не по-человечески, – подошёл к ним путеец в куртке
