на что! Померещилось – и все!
Неясный утренний эпизод вскоре забылся, потому как денек выдался не из легких. В некондиционированном кабинете жарища под стать уличной, да и ковыряться в бумагах – тоже не велика радость. Однако ничего не поделаешь: сам же разогнал свою немногочисленную команду по отпускам, дескать, работа замерла до осени, валите-ка вы отдыхать с женами и детьми, у кого таковые имеются… А инициатива, как известно, наказуема. Вот теперь один за всех и отдувайся – стряпай отчетность, не поднимая головы! – язвил он, продолжая подшивать в литерные дела скопившиеся в группе справки, рапорта и сводки.
До обеда кое-как выдержал и собрался, пойти подкрепиться где-нибудь в городе – управленческую столовку Гришин не больно-то жаловал и при случае норовил ее избегать. Ну а даже если с перекусом вне конторы и не сложится – не велика беда, подбодрил он себя. В такую погоду можно спокойно обойтись без еды до вечера, а вот пройтись и размяться точно будет нелишним. Сказано сделано. Папки – в сейф, дверь – на ключ, и шагом марш на условно свежий воздух.
С таким настроем Андрей выбрался на, не так чтобы слишком многолюдную из-за жары – да и вообще в летние месяцы – Петровку и неспешно двинулся в сторону бульвара. Опаньки! С первых же шагов он, что называется, лопатками снова почувствовал постороннее пристальное внимание. Но одно дело почувствовать и совсем другое – обнаружить за собой «хвост». Несколько раз проверился – все-таки не первый год в сыске! – и ничего особенного не заметил. Тем не менее, бывалый опер почти не сомневался, что его «пасут». Очень интересно, скептически хмыкнул он, теряясь в догадках, что бы это значило?
Если исключить внезапное развитие мании преследования и принять возможную слежку, как данность, возникал закономерный вопрос: кому и зачем это понадобилось? Напрашивалось два варианта ответа: либо ребята с другой стороны баррикады, либо свои. В первом приближении, оба были сомнительны. Представители криминалитета, с которыми Гришин регулярно вступал в конфликт в силу специфики своей профессиональной деятельности – а это как-никак расследование умышленных убийств! – как правило, отправлялись за «колючку» на весьма длительные сроки. Причем, часто настолько длительные, что практически никто из тех, с кем он имел дело за тринадцать лет, до сих еще не вышел на свободу.
Что же, касается своих, то есть службы собственной безопасности или «безпеки», как ее давно уже окрестили с чьей-то легкой руки… Кстати, совершенно непонятно как слово «безпека» – що ув переклади з украиньской мови собственно и означает безопасность – смогло прижиться в среде московской сначала милиции, а теперь вот и полиции… Впрочем, это частности, отношения к делу не имеющие. Куда важнее понять, чем их могла заинтересовать скромная персона Гришина? С таких, как он, этой «лавочке» навара никакого. Не то чтобы совсем уж чист, аки ангел – мелкие грешки, если покопаться, у любого отыщутся – но профессионал с большой
