по грудной клетке Эби. От шока она не могла ни плакать, ни кричать. Послышался звук удара тела о пол – Глен вырубил дьяволицу, и она рухнула лицом вниз. Постоянно повторяя имя сестры как мантру, Джен дрожащими руками пыталась нащупать её пульс, но ничего не могла разобрать.
Словно во сне, она посмотрела на Глена, который снял свою рубашку и прижал её к ране на груди Эбигейл.
Она вымокла в считаные секунды.
Спустя мгновение она уже прижимала к её ране собственную рубашку.
Глен начал проверять её пульс, зрачки. Джен подавила желание выломать его руки и засунуть ему же в глотку. Он не должен был допустить этого. Он стоял там, как истукан, позволяя этой мрази издеваться над Эби.
И плевать, что это ради её безопасности. Так ещё хуже.
Глен потянулся к её руке, но она отдёрнула её. Джен продолжала всматриваться в некогда прекрасное лицо фотомодели, в хрупкую фигуру, желая увидеть хоть малюсенький намёк. Крошечный, даже самый незначительный знак, что её сестра жива.
Но ничего не было.
Глен сказал, что им нельзя здесь задерживаться, что соседи наверняка слышали звук выстрела и вызвали полицию. Джен упала на тело сестры. Она вцепилась в неё, желая вновь почувствовать её руки на своей голове, услышать раздражающее нравоучение…
Глен всё же поднял её и повёл к окну, выходящему на другую улицу. Перед глазами всё ещё было бездыханное тело единственного в целом мире человека, который любил её безоговорочно.
Всё – улица, люди, слились в единый фон, который Джен просто не замечала. Все были поглощены тем, чтобы скрыться от беспощадного потока дождя, лившего с такой силой, что Джен склонилась вперёд. Глен прижал её к себе за плечи, она не возражала. Сейчас это было единственным, что не давало ей свалиться на залитый водой асфальт.
Она оставила её там. Она не должна была оставлять эту тварь рядом с Эбигейл.
Глен больше ничего не говорил. Джен даже не знала, куда они идут. Никто не обращал на них внимания. А если бы и обратили, то она сомневалась, что ответила бы тем же.
Мертва.
Её сестры, её опоры и поддержки больше…нет.
Они шли по какому-то переулку, практически лишённому света, когда весь груз и горечь потери, наконец, обрушились на неё, буквально сбив с ног. Она замедлилась и опёрлась о каменную стену. Плечо засаднило – должно быть, расцарапала.
Слёзы мешали ей видеть что-либо вокруг не меньше дождя. Горе выжигало её изнутри, разрывало на части.
В какой-то момент она будто издалека услышала голос Глена. Он говорил что-то успокаивающее. Его голос, ранее вызывавший трепет в груди, подействовал на неё, как тряпка на разъярённого быка. Она кричала на него, обвиняла в смерти сестры, говорила, как сильно ненавидит его и весь этот чёртов мир, колотила кулаками, потом рыдала и снова колотила, пока беспомощность и горе окончательно не поглотили её.
Она закрыла лицо руками и просто заплакала. Её била дрожь, голые руки покрылись гусиной кожей.
