не выдержала и полусела на его стол, уперлась руками об столешницу, смотрела в пол.
– Сеньора, – он прижал ее голову к себе, впервые за все эти годы провел рукой в скромной и ненужной ласке, – а я ведь к тебе привык, – он перестал смеяться и скалиться. – Даже, – он не договорил и отпрянул, – но ты ко мне вернешься, ты не сможешь там, никто не может, тем более после такого.
Оливия не поднимала голову, трещинки на плитке расплывались, плечи затряслись. Ее освобождали? Она ничего не понимала, не верила. Может зря она на него напала, может он не отправил письмо ее сыну, потому что знал, что она выйдет?
– Я тебя ненавижу, – она медленно подняла голову.
– Уже что-то, – он вновь рассмеялся, поправил брюки, – я стану твоим кошмаром, – он вновь подошел ближе.
– Я засажу тебя в тюрьму за все твои издевательства и изнасилования, – она толкнула его в грудь.
Он схватил ее за запястья и легко скрутил, надел наручники. Столько лет проработав в тюрьме, он отлично управлялся с бунтарями, умело применял приемы, несмотря на свою набранную за годы полноту, которая совершенно ему не мешала в этом.
– У тебя ничего не получится, – он подтащил ее к двери. – Даже не пытайся, сеньора. Ты просто вновь попадешь ко мне, и в следующий раз навсегда.
Оливия даже не успела ничего сказать в ответ. Он распахнул дверь:
– Увести, сеньору! – распорядился он, вытолкнул ее и захлопнул дверь.
– Я хочу знать! – Оливия намеревалась повернуться, но ей не позволили, грубо толкнув в спину. – Хочу знать! Хочу знать, – твердила она.
Сорок один шаг назад дался ей с трудом, сердце странно сжималось в груди, с губ рвались вопросы, но задать их было некому. Когда ее освободят? Почему? Освободят ли? Может она совершила ошибку, может стоило ей надавить сильнее и решить все в том кабинете, покончить со всем. Оливия, как загнанный зверь металась по своей камере.
– Мой маленький Санти, прости меня, – молила она, – я была в шаге от встречи с тобой, – шептала она, кусая губы в кровь.
Зажав голову руками, остановилась и упала на колени. Она раскачивалась, с губ срывался вой отчаяния. Она хотела знать, она хотела верить, что то, что он сказал – было правдой – она выйдет на свободу. Оливия замерла. Он ничего не говорил такого. Это был ее самообман, она просто поверила в то, во что хотела верить. Свобода для нее? Она не верила. Она ничему не верила. Это не могло быть правдой. Может быть его просто переводили в другую тюрьму? Это ее очередная ошибка… промах.
Маленький паучок спустился сверху прямо к ее рукам. Пришел. Он пришел. Оливия раскачивалась на полу, впервые за все эти годы она понимала, что начинала терять сознание, она начинала сходить с ума, если считала паука другом. Но она протянула руку к своему единственному другу, даже понимания, что это грань отчаяния и безумства. Паучок замер, а она продолжала раскачиваться, тихо подвывая, смотрела на него, понимая, что паутина опутывала ее сознание, а разум
