опасаясь за свою жизнь, дал мне это задание, логично намекнуть… Впрочем, ждать от него такой милости глупо. Дед – это Дед, и ход его мыслей проследить невозможно, особенно такому существу с ограниченным мышлением, как я. Человек, который опасается за свою жизнь, все-таки должен вести себя иначе. Просто обязан насторожиться. Впрочем, старый змей, когда хотел, умело скрывал эмоции. А если он возомнил себя великим до того, что просто не в состоянии поверить, что кто-то отважится и посягнет? Очень многие типы, помешавшиеся на своей исключительности, теряли ощущение реальности и прямехонько оказывались на кладбище. Мог Дед так заиграться? Черт его знает. С другой стороны, если он уверен, что ничегошеньки ему не грозит, зачем посылать верного оруженосца, то есть меня, для прояснения дела. Тем более, по его собственному утверждению, для этого существуют менты, которым стараниями Деда недавно прибавили зарплату? Нет, тут положительно что-то было. Дед так просто ничего не делает. Я даже не удивлюсь, что господин Ларионов возник в баре, где я коротала вечер, отнюдь не по собственной инициативе, а по мудрому наущению работодателя. Я мысленно скривилась, однако понять, что за хрень творится в Датском королевстве, мне захотелось даже больше.
– Давай сменим тему, – бодро предложил Дед, приглядываясь ко мне. – Расскажи, как ты живешь?
– Хорошо живу, – поспешно отозвалась я и добавила, пока он не начал строить из себя отца родного: – А ты как думал?
Разумеется, Деду это не понравилось, не то, что я хорошо живу, хотя и тут возможны варианты, а то, что не даю ему возможности проявить отеческую заботу. Однако он постарался скрыть раздражение за понимающей улыбкой.
– Ты счастлива? – не унимался он.
– Вчера точно была счастлива, пока не обнаружила труп, потом уже не очень, потому что труп имеет место быть, а ты, по обыкновению, темнишь и недоговариваешь.
– Не говори глупости, – посуровел он, но тут же отеческая улыбка вновь преобразила его черты. – Ты в самом деле счастлива с этим типом?
Ну, вот, приехали. Разговоры по душам я ненавидела еще больше трупов, особенно когда сказать друг другу давно нечего.
– Нет, – покачала я головой. Дед насторожился.
– Нет?
– Ты ведь это хотел услышать? Я сделала ошибку и теперь орошаю подушку слезами. К тому же стыжусь, что пала столь низко в глазах твоего электората…
– Прекрати, – разозлился Дед. На этот раз он злился всерьез, но тут же в его голосе появилась досада. – Скажи на милость, почему я не могу тебя спросить, а ты просто ответить?
– Этим вопросом я задавалась полчаса назад, – кивнула я.
– Я тебя о личном спрашивал.
– Я тебя тоже.
– Не хочешь, не говори, – отмахнулся он. – Но счастливой ты не выглядишь. Каждый вечер сидишь в баре. Пьешь?
– Ты же знаешь.
– Все равно. Бар неподходящее место для счастливой женщины.
– А парк?
– Что
