в Георгианском стиле, стены из серого камня утопали в густо разросшемся плюще.
У порога мы притормозили, начали прислушиваться. В актовом зале против наших ожиданий царил громкий голос Поттегрю. Наш режиссёр, буйный, как правило, только при демонстрации силы драматической игры, метал по залу громы и молнии.
Мы постарались войти неслышно. На сцене парни, кто сидя, кто подпирая шекспировские декорации, слушали Поттегрю – у того слюна летела во все стороны (мы звали эту его стадию «отчиткой бесноватых»). Поттегрю жаловался, клял нас на чём свет стоит. Причиной оказался слив информации о ночных наших гуляниях в уши кого-то из муниципальной администрации. Кочински лично выслушал обвинительную речь мэра об аморальном поведении студиозусов нашего заведения.
– Как будто это первый случай в истории!
– Нет, не первый! Не первый! – рявкнул Поттегрю. – Но и глава муниципалитета – не первый год на должности! Эта игра в приличное учебное заведение и довольный муниципалитет однажды может прекратиться!
Возмущение мэра было до того английским, что мера наказания оказалась столь же глупой, как и выходка студентов. Какой-то гений инквизиции постановил, что вместо развесёлой и сильно упрощённой адаптации «Сна в летнюю ночь» наше отличившееся заведение будет обязано представить на майской ярмарке серьёзный спектакль на религиозную тему про римского легионера и мученика святого Себастьяна. Спектакль отобрали у колледжа Святого Аугуста – тот уже вовсю прогонял финальные репетиции и был главным, как мы знали, конкурентом на получение заветного денежного гранта. Чего греха таить, Шекспира мы учили вполсилы и так же слабо играли. До ярмарки оставалось меньше двух недель, как и до экзаменов.
Поттегрю трепал в руках пьесу – три акта на два с чем-то часа.
– Отличились, дегенераты!
Он шлёпнул стопку листов на пол.
– Тео, неси из подсобки бумагу и карандаши.
Гарри отлип от картонного балкона, отправившись выполнять приказ, отданный Тео. И через пять минут мы, лёжа на сцене, записывали под диктовку текст, на ходу распределяя роли.
Часа через четыре по выходе из павильона Тео, спрятавшись за колонной, дождался Джо и резким движением нацепил на него ослиную голову Основы[54]. Было темно, Джо испугался и вскрикнул. Высвободившись, он кинулся бежать.
Кажется, черти внутри Тео день ото дня свирепели.
В большом коридоре на первом этаже университета Секвойя драил полы. Облачённый в нечто кургузое, он всегда бубнил себе под нос, то ли пел, то ли воображал себя членом парламента и выступал с трибуны. Забавный он, мистер Секвойя. Питер здорово походил на своего старика, из обоих ключом бил свет, в обоих – неиссякаемые кладовые жизнелюбия. Такие люди – как полезные ископаемые, к ним всегда хочется быть поближе.
Волосы у Секвойи были, как у Питера, длинные, но редкие и тусклые. Словно сияние у их рода с возрастом начинает затухать.
Тео, проходя мимо, вырвал швабру из рук Секвойи и с размаху умудрился закинуть её на люстру. Парни заржали.
– Говнюк малолетний! –
Основа – ткач из комедии «Сон в летнюю ночь» У. Шекспира.
