своей я аккуратно разложила альбом для рисования, уголь и цветные карандаши. Эта замена тумбочки, стоящая около раскладушки в комнате с уродливыми бетонными стенами, выглядела невероятно грустно: помещение не предназначалось для того, чтобы служить чьей-то спальней.
Нонни подошла сзади и обняла меня. Она всегда замечала, когда я расстроена.
– Наверное, нам нужно украсить эту комнату, – предложила она.
– Да, наверное.
Я не могла выбросить из головы наш прежний дом в пригороде – симпатичное краснокирпичное здание с синей дверью. Его пришлось продать, потому что мы больше не могли позволить себе жить там: оркестр теперь совсем не приносил дохода. Продав всё, что мы имели, Маэстро вложил деньги в оркестр, чтобы сохранить его.
Невозможно выразить словами, как я ненавидела этот оркестр, и Эмерсон-холл, и всё, что с ними связано, включая Маэстро. Свою ненависть я выражала в рисунках, изображая всё подряд. Вот почему альбом для рисования занял почётное место рядом с моей кроватью.
– Я скоро вернусь, нонни. – Сунув деньги в карман, я повязала голову одним из платков нонни и водрузила на нос роскошные солнечные очки «кошачий глаз», которые купила мне мама. В таком виде я была похожа на актрис из чёрно-белого кино – Одри Хёпберн и Лорен Бэколл. Мама любила старые фильмы.
«Какие элегантные актёры! – восхищалась она, обнимая меня, когда мы сидели на диване и потягивали молоко через изогнутые соломинки. – Как изысканно они говорят и одеваются. Это просто мечта».
«Ага». – Я не очень понимала, что такого особенного в Кэри Гранте. Если честно, мне казалось, что говорит он довольно комично. Но вслух я произносила то, что мама хотела услышать.
Теперь от воспоминаний об этом меня слегка мутило. Как я могла не догадываться об очевидном – что однажды она оставит меня?
Я закрыла глаза и представила, как комкаю эту мысль и выбрасываю её из головы. Злиться на маму я не любила, словно она могла это почувствовать. Как будто она была готова вернуться к нам и уже стояла за дверью со своим чемоданом, но, ощутив мой гнев, могла передумать и уйти, на сей раз навсегда.
Легче было срывать досаду на Маэстро. В конце концов, если бы не он, мама, может, и осталась бы.
– Куда ты, Омбралина? – спросила нонни, когда я направилась к двери.
– В магазин.
Если Маэстро не в состоянии о нас позаботиться, придётся мне взять заботы на себя. И раз он не способен обеспечить нас настоящим домом, я сделаю всё возможное, чтобы навести уют.
Рядом с Арлингтон-авеню, на Кларк-стрит, находилось благотворительное заведение с бесплатной столовой, складом подержанной одежды и дешёвым продовольственным магазином, где был отдел хозтоваров. Я быстро прошмыгнула туда, прячась под платком и за очками: нельзя, чтобы кто-нибудь узнал меня там. От одной только мысли, что приходится посещать такие места, хотелось устроить погром или, наоборот, завернуться в мамино одеяло и не высовывать носа на улицу.
Я
