от вольных бродяг. Однажды к атаману из уезда прибыл соглядатай. Он прискакал на взмыленном коне, торопясь поспеть вовремя. Лазутчик сообщил, что к вечеру по реке, протекавшей недалеко от места стоянки, должен проплыть купеческий караван из трех барок, груженый всяким добром. На сей раз, усыпленный постоянным успехом, атаман изменил своей осмотрительности, купившись на щедрые посулы лазутчика. Когда ватага ринулась с крутого обрыва к стоявшим на мелководье баркам, над их бортами вдруг появились дружные ряды ружей, окутавшиеся почти одновременно белыми облачками. Разбойники, встретив неожиданное сопротивление и попав под шквальный огонь, пришли в замешательство. «Солдаты!» – пронесся над толпой срывающийся крик, и среди лесных бродяг началась паника. Одни, прячась от града пуль, пытались залечь, где только была возможность: за первыми попавшимися камнями, небольшими кочками, телами убитых товарищей. Но пули доставали их и там. Другие, повернув назад, лихорадочно карабкались на вершину обрыва, становясь отличной мишенью для стрелявших. Но были и такие, которые не собирались сдаваться. С бешеной решимостью они бросались на врага, стреляя на ходу и размахивая холодным оружием. Крики раненых и стоны умирающих, заглушаемые очередным залпом, начали раздаваться со всех сторон. Несколько разбойников попыталось прорваться вдоль берега, но и эта попытка закончилась трагически. Атаман был убит пулей в лоб после первого же залпа. Чудом уцелевший раненый «Колун» сумел добраться до тайного лежбища, которое он на всякий случай оборудовал в лесу несколько месяцев назад. Рана оказалась не опасной, а могучий организм кузнеца помог справиться с ней достаточно быстро.
С побоища у реки прошел почти месяц, когда «Колун» наконец решился проведать воровскую стоянку. Он осторожно крался по лесу, стараясь как можно тише ступать по мягкому мху. Достигнув стоянки, «Колун» притаился за кустами и долго рассматривал ее, желая убедиться, что ему ничего не угрожает. Его опасения оказались напрасными. Разбойное становище было полностью разгромлено и сожжено. Куда только не падал взгляд кузнеца, везде царило запустение и лишь обугленные остовы бревенчатых изб напоминали о том, что здесь совсем недавно кипела жизнь. Оставаться на месте бывшей стоянки не было смысла. «Колун» снова был один. К тому же накопленное за несколько лет, награбленное добро, в один миг оказалось для него безвозвратно потерянным. Во истину говорят: « От трудов неправедных не наживешь палат каменных». Он вдруг вспомнил родную деревню, дом, кузню. Тоска тягучей волной разлилась по его жилам, заполнив грудь и заставив заныть могучее сердце. Он уходил от разбойничьей стоянки, чтобы больше никогда сюда не вернуться. В ближайшей деревне он обзавелся конем и, оседлав его, отправился в путь.
Прошло почти трое суток, прежде чем Афонасий Быков добрался до своей деревни. Стоя на горке, на опушке соснового леса, он смотрел вниз, где раскинулась его малая родина: пара дюжин крестьянских изб, небольшая
