нас…» – подумал Растимир, приоткрывая один глаз.
Он любил момент, когда раннее светило, едва показавшись из-за далеких гор, пронизывало всю деревню желтыми лучами. Они всегда возникали так внезапно, оживляя Крайнюю, добавляя ей теней и черных уголков, длинных золотых дорог, прогоняя туман. Огромная, каменная мельница – гордость этих деревни, возвышалась над домами, как величественный горец, уперевший руки в бока и тяжело ворочающий усами. У неё не было дна, лишь сложенная из камней стенка, защищавшая от ветра. Шесть мощных бревен, на которых она держалась, были едва ли не с лошадиный круп толщиной. А тень от её крыльев покрывала собой всю деревню.
В детстве Растимир был уверен, что каждое утро эта мельница прогонят туман, вращая своими белыми крылами. И он уползает обратно к стене, но каждую ночь возвращается, пытаясь захватить деревню вновь. Отец посмеивался и улыбался над его придумкой. Брат трепал по соломенным волосам, Велена легонько касалась его носа и улыбалась. А матушка… Что же делала она?
Растимир сел на кровати и повернулся к окну. Оттуда на него взглянула ненавистная Болотина. Странное место. Скопление омутов, оврагов, болот и колючего, отвратительно черного кустарника. Она вбирала в себя туман, который плотными желтыми клубами сочился меж её кряжей. Отсюда Болотина казалась небольшой – хоть камень перекинь, однако это было обманчиво. Она простиралась зеленовато-черным пятном на несколько миль во все стороны и была глубока, словно карьер. На дне, до которого невозможно было добраться, был самый страшный омут, который только мог существовать на материке. Он лежал там как черное зеркало, вода которого никогда не знала дуновения ветерка. Множество тропинок испещряли эту язву, и по одной, как говаривали старики, нельзя пройти дважды. На самом деле можно, но не долго. Однако местность действительно менялась, словно спящий колосс лениво ворочался под ней.
Туман уползал. Плавно обтекая блестящий глаз Болотины, он растворялся на подступях к Серому лесу. Слева проглянула тропа, ведущая к Привратнику, за ней заблестели на солнце золотые колосья ржи. Растимир знал, что в них уже нет жизни, поля только-только обработаны, и последний урожай собран. А блестит роса. Кристальные капельки ночной прохлады, озаренные солнцем. Но даже они, обманчивые, выглядели куда живее, чем ивы, терновник и камыш по другую сторону тропы. Справа простирались пологие холмы, далеко на западе подступающие к берегам Тундоры. Реки отсюда не было видно. Только в самую ясную погоду, из-под колпака мельницы можно было разглядеть её блеск.
«Скоро всё покроет снегом, – с некоторым разочарованием подумал он, глядя в центр Болотины. – И я снова спущусь на дно. И я снова буду искать».
Растимир постоял с минуту, глядя вдаль и наслаждаясь морозным воздухом, затем одернул себя от налетевшей вдруг тоски и развернулся. Его комната располагалась на втором этаже их большого дома, и в ней было единственное окно, что выходило на лес. Тяжелые балки, незаметные в других
