ответила я и шёпотом добавила: – К сожалению.
Он добродушно рассмеялся, повернулся навстречу спешащей к нам матери и семенившей следом Клер. Тень скрыла обезображенную половину его лица.
– Прошу прощения, что моя дочь доставила вам неудобства. И благодарю, что присмотрели за ней, – мама едва удостоила мужчину взглядом. – Уверена, она очень сожалеет о случившемся и хочет немедленно принести извинения эктелею, – сквозь зубы процедила она.
– За что? – только и успела вымолвить я.
Мама настойчиво повторила:
– Немедленно.
Я сжала губы, сдерживая слёзы.
– В извинениях нет нужды, – мягко произнёс незнакомец. – Я поговорю с эктелеем. Не сомневаюсь, что глубоко верующий и понимающий человек, как он, сможет закрыть глаза на маленькую слабость, проявленную невестой накануне свадьбы. А будущей леди я посоветовал бы хороший отдых и пару капель пустырника перед сном. Хотя бы в ближайшие несколько дней.
Мама нехотя повернулась к нему:
– А вы, собственно…
– Рейз, – любезно представился он. – Врачеватель.
– Что-то случилось с господином Оланом?
– Отнюдь. Олан пребывает в добром здравии, но вынужден был спешно отбыть в Рим. Меня направили сюда вести дела на время его отсутствия.
– Что ж, добро пожаловать, – мама вымучила улыбку.
– Благодарю. Меня также известили о предстоящем торжестве и поручили присмотреть за здоровьем невесты. Я собирался навестить вас вечером, однако Отец распорядился иначе.
– Волею Отца, – мама извлекла из-под ворота серебряный медальон, поднесла полумесяц к губам.
– Волею Отца, – повторил Рейз. – Приходите в «Целительский дом Олана» завтра к полудню, я подготовлю нужный настой. Иначе боюсь, обмороки будут повторяться. В честь праздника отдам за полцены. А теперь, прошу извинить, но мне нужно поговорить с эктелеем.
Он вышел на залитую солнцем дорожку и не спеша зашагал к церкви.
– Клер, проводи сестру домой, мне ещё нужно успеть к портному, – мама спрятала медальон под одеждой, повернулась ко мне. – А ты прекращай позорить семью и делай, что велено. Накануне свадьбы явишься к эктелею за благословлением и расскажешь, как тебе стыдно за сегодняшнюю выходку.
Она ждала оправданий, раскаяния, смирения. Выжидала ответа, любого сказанного мною слова, чтобы подобно голодной собаке вцепиться в брошенную кость. Будто демонстрация власти могла смыть позор и заглушить страх стать объектом для сплетен. Словно злость могла исправить ситуацию, над которой мама внезапно утратила контроль.
Я не ответила.
– Мама желает тебе только добра, – подала голос Клер, когда шпиль церкви затерялся среди зелёных фасадов и одинаковых крыш.
– Тебя забыла спросить, – огрызнулась я.
– Конечно, в мире ведь важно лишь одно мнение –
