все равно какая-то печальная, – озадаченно констатировала Света.
– Надо родителям позвонить.
На самом деле, это было самое тяжелое. Позвонить, чтобы рассказать, что они еще в Грузии. Позвонить, чтобы сказать про свадьбу (а свадьба ли это?). Чтобы сказать, что родители эту свадьбу (процедуру?) не увидят. А ведь Таня еще даже ни разу не обсуждала с родителями новости. И, кстати, Женю с ними не знакомила.
Да, это было самое сложное.
– В смысле? Что? Вы где?! – кажется, мама сделала вид, что ничего не расслышала.
– Мам, это чтобы Женю не призвали. Побудем здесь, пока не уляжется.
– Что не уляжется?
– Мам, ну ты же понимаешь.
– Нет, не понимаю. Бросьте вы. Сейчас они там передоговорятся и все будет хорошо. Подумаешь, опять большие дяди мир делят. Мы с отцом в девяностые и не такое видели.
– Ну в общем, мы решили, что так будет лучше…
В трубке послышался язвительный смешок. Таня решила думать, что ослышалась.
– И мам, мы с Женей хотим пожениться.
– Что? С каким Женей?
– Ну мой парень, Женя.
– Ты что там придумала, а? Вы что там, совсем с ума сошли?!
– Мам, тут просто за один день все делают, а дома надо месяц ждать. А за месяц… Сама понимаешь, не понятно, что будет. А Женина фирма тогда сможет мне помочь с визой в Европе…
– Да что вы там читаете?! Что за паника?! Это же на всю жизнь!
– Мама, не переживай, мы потом дома… Когда все уляжется… Сделаем праздник для вас.
– Отцу сама все будешь рассказывать.
Повисла пауза. Таня молила, чтобы связь оборвалась: чтобы сломался интернет, чтобы кончились деньги на мобильном – что угодно.
– Да уж… Я такого от своей дочери не ожидала. Видимо… Видимо мы с отцом плохо тебя воспитали.
Это было слишком. К Таниным глазам подступили слезы. Такие же, как у Светы: тяжелые, мокрые. Она стояла в белом платье, в белых (ни разу еще не надетых) кедах, в пустой комнате и плакала, чувствуя, как опухают веки и плывет собственное изображение в высоком зеркале.
– Ну ладно, что… Вы другое поколение… Дурное, не пуганое… Я тоже в твоем возрасте боялась. Ладно. Ну а когда, говоришь, это событие у вас?
– Послезавтра, во вторник.
– Что-то с голосом у тебя? Ты чего, плачешь?
Тане хотелось закричать: «А как ты думаешь?!» Но уж слишком непробиваемо спокойно звучал мамин голос. Как никогда.
– Да нет, так, связь плохая.
– Ну ясно… Да уж, доча. Даже не знаю, что с отцом будет. Я все же ему попробую сама сказать. А то если ты скажешь, у него еще сердце схватит.
– А бабушка?
– Никакой бабушки! Бабушка потом узнает, сейчас не будем ее расстраивать.
Слово «расстраивать» прозвучало инородно и дико в разговоре на тему свадьбы. Через пару дежурных прощальных фраз Тане было
