существует. Нет системы, к которой можно было бы обращаться при принятии решения о высокотехнологичной операции в ветеринарной практике. Я много раз обращался за подобной помощью, но окончательное решение так и не было принято. Если бы подобная система существовала, я мог бы регулярно пользоваться ею в своей практике, и таких жалоб, как в деле Гермеса, попросту не возникало бы. Одобрение можно было бы запросить заранее, и в случае отказа я мог бы сообщить об этом клиенту, тем самым избавив себя от критики из-за отказа в лечении или из-за чрезмерного лечения. Но пока что решение в самых экстремальных ситуациях остается за конкретными ветеринарами-хирургами, опекунами животного и ветеринарным консилиумом. Только так мы можем принять решение о том, что будет лучше в конкретной ситуации.
Главной проблемой для жалобщиков и RCVS было время – Гермесу действительно пришлось довольно долго ждать операции, чтобы культи зажили и инфекция прошла. Они считали, что он страдал, не имея надежды на излечение. Мы с Хелен и ее ветеринаром наблюдали за состоянием Гермеса в этот период, и у нас было совершенно иное мнение. Из нескольких месяцев своей жизни Гермес провел в моей клинике восемнадцать дней – девять дней после чистки ампутационных культей и девять дней после имплантации протезов. Но жалобщики считали, что я с этической точки зрения был ответственен за весь период его лечения, даже не связанный с моей операцией.
Хелен много лет работала с черепахами и хотела, чтобы я сделал для Гермеса все возможное. Ее ветеринар, который также имел большой опыт работы с черепахами, как и я, полагал, что Хелен, обращаясь ко мне с просьбой об операции, действовала не под влиянием эмоций, а из желания сделать для Гермеса все, что в ее силах. По роду своей работы она понимала, что ситуация очень сложная. Если бы Гермес был обречен страдать без надежды на излечение, если бы возникли новые осложнения, она без колебаний согласилась бы на эвтаназию. Все это было понятно с самого начала.
Когда я беседовал с Хелен о Гермесе, наш разговор записывало телевидение, как и многие другие в течение долгих месяцев. Мы фиксировали многие случаи из нашей практики. Очень часто эвтаназия не попадала в программы по просьбе семей, и это совершенно понятно. Что бы ни говорили критики, наша программа не показывала обычную ветеринарную практику, где встречаются самые разные случаи. Она была посвящена нашей клинике и сугубо специализированной помощи. В тех случаях, когда могли помочь лекарства, к нам не обращались. Если я понимал, что моему пациенту операция не показана, то просто выписывал лекарства и отправлял домой. Такие случаи в программу не попадали, так как они исчерпывались одной консультацией, а для программы необходимо было поэтапное развитие.
Во-вторых, у телекомпании и канала были свои задачи. Им нужна была телевизионная программа, которую захотели бы смотреть зрители, которая соответствовала бы правилам вышестоящей организации.
