была, как и теперь, дрянная. Дорога лежала сначала по бульвару, затем по Ерубаева, а уж потом – совсем ничего – по Абдирова, но я, чтобы сократить путь, решил пройти дворами.
Фонари не светили. Ветер гнал рябь по лужам, которые уже покрывались льдом, и снег лепил, однако же, луна нет-нет да и проглядывала среди туч, освещая путь. Впрочем, ненастье не такая уж плохая вещь, когда точно знаешь, что вот сейчас выпьешь… таким образом, на душе у меня было вполне сносно.
Проходя мимо переполненной мусорки, я вдруг почувствовал, что я не один здесь. От неожиданности я остановился. Настроение мое внезапно испортилось, и даже мысль о скорой выпивке не грела более душу.
Пораженный, стоял я, не зная, что предпринять, а ощущение чьего-то присутствия только усиливалось, ложась гнетом на плечи, наполняя сердце холодом. Желая поскорее скрыться из этого странного места, я, повинуясь какому-то безотчетному чувству, поднял глаза, и…
…В окне дома, у которого я остановился, был чей-то силуэт. Я не видел его в подробностях, но знал, что тот, в окне, тоже наблюдает за мною. В эту минуту луна снова появилась, и в ее бледном свете я увидел женщину.
– Полноте, мой друг – укоризненно покачала головой Маргарита. – Опять вы всех разыгрываете.
– Клянусь, так и было! – усмехнулся Собакевич, довольно попыхивая своей трубочкой. – От первого до последнего слова.
– Видите, – пожаловалась Маргарита, – с ним никогда, никогда нельзя говорить серьезно.
– Конечно-конечно, про женщину в окне – это он вас спародировал, – поддакнул Михаил.
– Мой друг, – добавил также и я, – а ведь мы рассчитывали на правду.
– А я и говорю правду, – осклабился Собакевич. – Я стоял и смотрел, как она на меня смотрит, и…
– …В минуты, как эта, мне хочется уколоть его своей шпилькой! – сказала Маргарита, и досадливо поморщилась. – В общем, я выхожу из игры. Если хотите, рассказывайте дальше сами.
– Ну же, Маргарита Николавна! – воскликнули все, включая бармена. – Просим! Продолжите вашу повесть!
Маргарита оставалась непреклонна.
– Пусть кто-нибудь другой продолжает, – отрезала она. – Если не боится, что все обсмеет и испортит вот этот тип, – и ткнула Собакевича в бок. – Ну же? – Она обвела нас взглядом. – Кто смелый?
Михаил открыл было рот, но Маргарита остановила его движением руки: «Вас это не касается, мой друг. Вы сами давеча признались, что не обладаете даром быть интересным».
Михаил сник.
– Остаются бармен, Катамаранов и Йорик, – продолжала Маргарита. – Однако бармен, в отличие от нас, на работе, и было бы несправедливо обременять его дополнительно. Стало быть, – Катамаранов и Йорик.
Я чувствовал, что все ждут истории именно от Катамаранова. К тому же и Маргарита назвала его первым, а она ничего не делала просто так. Конечно, Катамаранов с самого своего появления в баре зарекомендовал себя как более серьезный и рассудительный человек, и уж наверное должен был быть лучшим
