style="font-size:15px;"> И Наль успокоился. Старшие были правы. Когда он разделит с Амарантой ложе, душа и тело подскажут, что делать.
* * *
Закопченная низкая крыша лачуги давит на Амаранту, словно каменная плита. Не вздохнуть полной грудью, не найти покоя. Помещение окутывают пары стоящей на огне похлебки, воды и трав в которой значительно больше, чем мяса. Кислый запах варева, затхлость, маленькое тусклое оконце. У двери ждет корзина грязного белья. Скрипит гниющий деревянный настил на земляном полу. Но в лачуге кроме нее никого нет. Или это само тление подбирается в чаду, стремится подчинить ее, чьи руки, натруженные, истертые, уже видятся ей костлявыми узловатыми руками старухи из человеческих рассказов. От холодной воды распухли суставы. Девушка всхлипывает, разглядывая сухую, покрасневшую тонкую кожу, что трескается от движений. Новый скрип, и она открывает глаза.
Темно. Воздух чист, а над головой высокий выбеленный арочный свод. Снова всхлипнув, теперь по-настоящему, Амаранта подняла к лицу, ощупала свои изящные кисти, нежные, как яблоневые лепестки. Наваждение. Снова лишь наваждение.
Она села на постели, обхватив колени, а потом вскочила и подошла к окну. Высокий гордый особняк Первого Дома Нернфрезов стоял неподалеку от замка, чьи мощные стены и башни чернели на фоне звездного неба. Взгляд заскользил к юго-востоку, к особняку Фрозенблейдов, а оттуда к гряде Сумрачного леса. Где-то там сейчас ее Нальдерон. Спит ли он этой студеной ночью? Или пробирается, сжимая оружие, через лес, в засаду, чтобы в последний предутренний час дать бой орде? Пусть пройдет стороной смертоносная жатва, не коснется ни гноекровие, ни раневая горячка. Почему говорят о Последней войне? Разве это не война? Пусть сражения уже не так велики и продолжительны, меньше потери и не удается врагу достичь городских стен, разве не одна постоянная битва, чье неистовство они с Налем застали детьми, то затихает, то вновь разгорается, однажды вспыхнув на заре Времени Драконов?
Рано или поздно до их стен дойдут люди.
Вздрогнув, Амаранта зябко поежилась, хотя холод от окна не трогал ее. Постаравшись дать другое направление мыслям, она вспомнила, как перед отъездом Наля вскоре после обручения сидели они вместе в одном из залов, и он долго держал ее руку в своих, непривычно задумчивый, тихий, усталый, хотя в глубине души она ощущала его жизненный свет как прежде. Быть может, в отличие от нее, ему то же воспоминание придаст новых сил.
Не спалось и королю Исналора Ингеральду III. Королева Солайя тоже долго не смыкала глаз, но наконец, успокоенная тихой нежностью в глазах мужа и его надежными объятиями, погрузилась в сон. Какое-то время король прислушивался к дыханию любимой, а потом, очень осторожно, чтобы не потревожить, выбрался из постели под тяжелым балдахином. Словно покрытые инеем, платиновые волосы до пояса окутали грациозный юношеский силуэт на фоне собранного из слюдяных кусочков высокого окна. Широкие сильные плечи короля слегка поникли под неизбывной тяжестью. Вокруг не было придворных, а с ними необходимости
