ее голос охрип. Внутри все замерло. – А ты что здесь делаешь?
– Что ты имеешь в виду? – Джеймс встает с кровати, а Хэвен накрывает волной ужаса, перед глазами калейдоскопом кадров проносятся воспоминания.
Шоссе. Свет в глаза. Удар. И тишина.
– Ты мертв, – говорит она, вдруг отчетливо понимая, что сейчас она спит, а перед ней никакой не Джеймс.
– Да? – он корчит грустную гримасу. В лунном свете его глаза зловеще отливают серебристо-белым. – А ты уверена, что ты жива?
От слов Джеймса, от самого Джеймса веет холодом. Холод тянется к ней через всю комнату, впивается в ее кожу, просачивается в вены и превращается в страх. Но до того момента, как страх успевает достичь ее сердца, в голове Хэвен всплывают слова бабушки.
«Люди часто боятся неизвестного, милая. В этом их основная ошибка. Бойся только то, что тебе известно».
– Я не знаю, кто ты, – шепчет Хэвен. В своем тихом голосе она с удовлетворением различает нотки уверенности. – Но я знаю, кто я. Я знаю, что я жива. Я пережила так много, ты даже понятия не имеешь. И я выжила. Я жива.
Невероятным усилием ей удается открыть глаза. Дыхание равномерное, сердце бьется в нужном ему ритме. Только что она сделала то, что ей не удавалось последние полгода. Она взяла под контроль свои сны.
Хэвен идет в ванную и смотрит на себя в зеркало. От ужасных кругов под глазами не осталось и следа, на щеках разлился здоровый румянец. Хэвен приближает лицо к зеркалу и довольно улыбается своему отражению.
– Уверена. Я уверена, что жива. И уверена, что ты мертв. И чем бы ты ни был, не знаю почему, но ты больше не имеешь власти надо мной. Ты больше ничего не можешь мне сделать.
Так хорошо она давно себя не чувствовала. Будто она снова может дышать полной грудью. Она бросает тетрадки в сумку и вприпрыжку спускается по лестнице.
– Доброе, зайка, – она хватает Джека на руки и кружит его над головой. Он заливисто смеется и ловит ручками ее волосы.
– Мам, привет!
Она и ее готова обнять.
– Что случилось?
Лицо у мамы осунувшееся, ресницы слиплись от слёз.
– Милая, мне очень жаль, но…
Сердце Хэвен пропускает удар. На нее вдруг наваливается ужасная усталость, ноги подкашиваются, а перед глазами пляшут черные точки.
Она говорит сухим надломленным голосом, который с трудом признает как свой собственный.
– Мам. Знаю. Не надо. Не говори. Прошу тебя.
Мама кивает и прижимает ладонь ко рту. Ее плечи трясутся от беззвучных рыданий.
Глава 15. Похороны и рябина
Красное дерево гладкое и прохладное на ощупь. Она рисует указательным пальцем неровную линию на стенке гроба и, собравшись с духом, наклоняется. Губами она чуть касается кожи на лбу бабушки, и ей она кажется теплой. Хэвен отстраняется.
Конечно, ей кажется.
Мама стоит рядом с ней всю церемонию прощания, несколько раз в Хэвен пробуждается
