были зажмурены, и все тело странно скрючено, будто каждый мускул был напряжен. Я испугалась, что у тебя случился приступ. А потом вспомнила, что у тебя нет эпилепсии, – Камилла устало вздыхает и трет большим и указательным пальцами переносицу. – В какой-то момент ты успокоилась и отключилась. Я еле перетащила тебя на этот чертов диван. Ты знала, что человек без сознания тяжелее, чем в сознании?
Хэвен открыла было рот, чтобы возразить, что так обычно говорят о мертвых, но потом передумала и спросила:
– То есть, я лежала на полу одна и ничего… никого около меня не было?
– Нет.
В голосе Камиллы сквозит неуверенность. Хэвен придвигается ближе.
– Помнишь, я говорила тебе, что верю в твои слова?
– Да.
– Я и вправду верила тебе, Ками. Но верило мое сердце, а разум отчаянно отказывался принимать твой рассказ за правду. Но теперь и он поверил.
Камилла заметно напрягается. Она закусывает нижнюю губу, и Хэвен пробирает дрожь, подруга делала так в детстве, когда ей было страшно.
– И что же изменилось?
Действительно, что? Она видела другого Джеймса и тогда, в лесу. Но в тот раз она не чувствовала себя так, как сейчас. Будто она спустилась в ад, а потом поднялась обратно.
– Я видела то, что ты видела. Чтобы это ни было. Но оно в точности такое, каким ты мне его описала. На мгновение оно показало мне свою истинную сущность. И это дало нам преимущество.
Камилла горько улыбнулась.
– Правда? И какое же?
– Мы теперь обе знаем, что он существует.
Часть 2. Злость Глава 19. Злость
Четыре столетия назад…
– Не могу в это поверить… Второй ребенок в семье.
Женщины, завидев его, понижают голос до еле различимого шепота.
Но его мало волнует, о чем они говорят. Он слышит такое каждый день, с того момента, как начал понимать речь, и давно привык к подобным разговорам. Он понимает их волнение. Второй такой ребенок в семье. Его старшая сестра, а теперь и он сам. Но это не было бы странным, если бы он не родился мальчиком.
"Избранным девам даны невероятные способности".
Это были последние слова его бабушки перед смертью. Тогда все в комнате, кроме него, поняли их смысл. Перед тем, как веки бабушки сомкнулись навсегда, она посмотрела на него. Из ее обесцвеченных старостью серых глаз сочилась злость. Он знал, она злилась не столько на него, сколько на его родителей, ведь они не должны были позволить ему жить. Его бабушка умерла, ни с кем не попрощавшись, выразив тем самым тихий протест, единственный, на который она была способна. Протест против его жизни. Ведь он может делать то, на что в поселении способны лишь немногие девушки.
В его груди закипает ярость. Почему это происходит с ним? Чем он это заслужил? Его вины нет в том, что он родился. В конце концов, такой жизни он не просил. Он чувствует, как сердце гулко бьется о ребра, удары посылают волны возбуждающей вибрации по телу. Он
