в сторону коряги на противоположном берегу. Кидала, наверное, минут пятнадцать–двадцать почти в одно и то же место – и ведь взяла!..
Щука тянула килограммов на пять, может быть. Как глянула на меня своим холодным оком, у меня даже мурашки по спине побежали. Не по себе стало: а вдруг щука–то не простая, а колдовская…
И что вы думаете? Назавтра я утопила свою шведскую катушку-красавицу, столько лет радовавшую меня своей безотказностью. Когда её в моих руках увидел наш патриарх коми поэзии Серафим Попов, заядлый рыбак, он чуть не заплакал: всю жизнь Серафим Алексеевич ловил на огромную открытую катушку и всю жизнь разматывал «бороду», в которую превращалась леска (не раз и не два за одну рыбалку!).
А моя красавица была закрытая, мне и в страшном сне не снились никакие «бороды» – и вот теперь ищи-свищи её в мутных водах Тобыша…
Валентин, мой напарник по байдарке, несколько раз нырял рядом с лодкой, но, увы, совершенно напрасно!.. Река от дождей так разбухла, что стала абсолютно непроницаемой…
Несмотря на то что катушка была ярко-красной, несмотря на то что она была на удилище, Валентину ничего не удалось разглядеть под водой. Не удалось её «сбагрить» и большой тяжёлой блесной с тремя огромными крючьями на конце. Не боясь потерять блесну, я буквально тащила её по песчаному дну, но тоже напрасно. И вдруг что-то зацепила–таки! «Есть!» – кричу. И вытаскиваю… огромного язя… С досады чуть обратно не выкинула его из лодки… Так что щука моя и впрямь, наверное, обладала какой-то колдовской силой…
Вообще сама река и её берега, казалось, внушали некий трепет и необъяснимый страх.
Мы знали, что где-то здесь будем проплывать одно удивительное место – старинное кладбище. И очень боялись пропустить его. Помогла наша самодельная карта. Подплывая к намеченному на ней кресту, мы все устремили свои взоры налево – и ведь не пропустили это место.
Что мы знали о нём?
Якобы очень давно сюда приплыли древние новгородцы, староверы, и обосновались здесь в надежде, что никто уж их тут не потревожит. Жили они чуть выше, на сосновом бору. А вот кладбище обустроили почему–то ниже, почти у самого берега. Что случилось, доподлинно неизвестно. Якобы напал на поселенцев какой-то мор. Все они умерли. Умирали целыми семьями, так и похоронены рядом: отец, мать, дети… судя по величине домовин, срубленных из сосен; наверное, уже недавно обновлённых кем-то… Домовина побольше, затем поменьше и совсем небольшие… Была церковь, которая сгорела. И здесь же, рядом с кладбищем, могила и над ней крест с надписью: «Тут похоронены сгоревшие при пожаре иконы…» Когда? Не написано.
Уже в наши дни за кладбищем построили новую церковь. В небольшой избе на полках – различные иконы. В том числе деревянные, резные, совершенно почерневшие от времени.
По большой воде сюда до сих пор наведываются староверы из Усть-Цильмы, поклониться мёртвым, помолиться. Хотя до этих мест путь ох какой неблизкий. Наверное, около двухсот километров будет от
