хотелось заплакать: наверняка станет легче, но слез не было. Давным-давно, ожесточившись в невзгодах, она утратила божественный дар слез. Позднее её заново научили смеяться – но не плакать… Вместо этого она пела, и музыка приносила облегчение. Однако не всегда. Вот и теперь тяжелое холодное раздражение душило её, комом подступало к горлу. Следовало отвлечься, занять себя чем-то важным. О, она вовсе не тосковала в Руане. Ей даже нравилось здесь. Сейчас она отправится на пристань или пойдет взглянуть, как идет строительство новой часовни у собора, или будет возиться с маленьким сыном Сезинанды. В библиотеке епископа Франкона все еще хранится множество неразобранных свитков, таящих немало интересного…
Но она не сделала ни шагу. Уперев подбородок в изгиб рогов лиры, Эмма погрузилась в воспоминания.
Это случилось уже более года назад. Она открыла клетку, в которой пленного Ролло вез её дядя герцог Нейстрийский. А Эмма освободила его. Она не могла не сделать этого, ибо их судьбы переплелись самым странным и причудливым образом, и, ненавидя Ролло, она тем не менее страдала, зная, что того ждут пытки и страшная казнь. Но едва Эмма помогла ему освободиться, в ту же секунду она сама оказалась его пленницей.
– Как ты мог так поступить со мной?! – кричала она, вырываясь из его железных объятий, когда могучий конь уносил их прочь от лагеря войск Роберта Нейстрийского.
Ролло же отмалчивался, направляя скакуна на север, и лишь крепче сжимал её стан, когда она начинала метаться в седле. В конце концов Эмма немного успокоилась, смирившись с неизбежным, и внезапно с изумлением почувствовала, что рада тому, что они вместе. Руки викинга были властны, но в них была и успокаивающая надежность, а сердце подсказывало, что её похититель не причинит ей зла. Они столько пережили вместе, что все, сделавшее их врагами, словно далеко в прошлом. Ролло не раз спасал и защищал её, рискуя при этом своей жизнью. Поэтому, успокоившись, Эмма поудобнее устроилась на коне перед ним и заявила, что намерена вздремнуть, раз изменить ничего нельзя. Ролло на это лишь негромко рассмеялся, добавив:
– Больше всего, Птичка, мне нравится в тебе то, что никогда не знаешь, что взбредет тебе в голу.
Он, как всегда, пытался подразнить её, но Эмму это не задело, ибо в голосе его была теплота. Она ощутила, как викинг расправляет складки её плаща, заботливо укутывая её, а затем почувствовала легкое прикосновение к волосам, растерянно поняв, что, по-видимому, это поцелуй. Почти отеческий, как те, которыми награждал её аббат Радон, её воспитатель… А Ролло замучил его, допытываясь, где хранится золото монастыря… Нет, она не станет думать об этом. Надо продолжать жить. И, возможно, рядом с Ролло.
Весь остаток пути она продремала в его объятиях, пока на рассвете вдали не показалась земляная насыпь с частоколом – древний город Лаваль, в котором теперь хозяйничали норманны, подвластные Ролло.
На этом безмятежное очарование и окончилось. Ролло, едва соскочив с коня, направился к бурно приветствовавшим
