обычно находятся в тени и куда не попадает яркий свет прожектора традиционной науки. В основном проекты Института находились далеко за передним краем познавательного горизонта человечества, там, где наука смыкается с магией, мистикой, герметическими дисциплинами, теориями заговора, древними языческими культами, верой в НЛО и участившимися в последнее время появлениями чертей в разливочном цеху.
Институт был организацией если и не военной, то в достаточной мере военизированной и не занимался проблемами человеческого счастья и смысла человеческой жизни, предпочитая более приземленную трактовку этих понятий, отраженную в Конституции Российской Федерации и оборонной стратегии государства. Но те, кто в нем служил и работал, вполне согласились бы с рабочей гипотезой, что счастье заключается в непрерывном познании неизведанного и смысл жизни, в общем-то, состоит в том же самом.
Строгая система уровней допуска не давала возможности новичку Березину изучать информацию по другим проектам, его сферой ответственности была лишь «Подготовка к празднику». Но за пару недель в коридорах, курилках и столовой Института он краем уха наслушался такого, что от его прежней картины мира теперь не осталось и следа. Вначале там была дымящаяся остекленная воронка после взрыва когнитивного термоядерного боеприпаса. А потом новая информация залила ее плодородным илом, как равнины древнего Шумера заливали дарующие жизнь Тигр и Евфрат. Что произрастет в результате, каким будут плоды этого урожая, не загадывал сейчас даже сам Березин. Например, при Институте был целый филиал (расположенный где-то на Памире), в котором велась полевая работа с реликтовыми гоминидами. Он видел подтверждающие их существование фотографии на доске почета около столовой. Как подозревал Березин, на третьем этаже занимались крупными рептилиями, а однажды он своими глазами видел, как в лифт на четырнадцатом заводили под конвоем двух автоматчиков существо, кутавшееся в кожистые крылья и оставлявшее за собой пахучий сероводородный след. В тот раз он на всякий случай спускался на митинг с Черновым и Громовым пешком по лестнице – лифты и сероводород ему всегда казались не лучшим сочетанием.
И однажды Березин наконец набрался храбрости и задал Чернову давно волновавший его вопрос:
– Иван Андреевич, скажите, а почему все-таки я? Почему не Инлильянов тот же – у него регалии, известность…
Иван Андреевич, как всегда, не подвел. Он прищурился так, чтобы не было до конца понятно, шутит он или нет, и, как обычно просто, сказал:
– А вас, Арнольд Рудольфович, в случае чего никто искать не будет.
Потом сделал свою фирменную паузу и добавил с мягкой улыбкой:
– Как и меня, впрочем.
Yes, Sir, I can boogie (6)
«В этом году в Аахен прибыли толпы диковинных людей и отсюда двинулись
