коротко отозвалась она и уже во второй раз спустя столько месяцев улыбнулась. Это заставило Гирру испытать невообразимое счастье – он и сам не понял, как улыбнулся в ответ.
– Брат, хочешь ли ты что-то в обмен?
– Что-то? – уточнил он.
– Хочешь ли ты, чтобы я что-то сделала для тебя?
Гирру растерялся так, что чуть не выронил из рук сверток. Но, припомнив наказ сестры, лишь прижал его крепче к груди.
– Я не понимаю, – беспомощно сказал он.
Сестра вздохнула. А затем вскинула голову, провела пальцами по щеке Гирру и коснулась губами его губ.
Это был первый поцелуй, который Гирру получил за свою жизнь. Он вновь растерялся, да так сильно, что опустил руки. Но сестра успела подхватить свёрток, а затем настойчиво сунула его обратно.
– Брат, иди же. Сколько я могу ждать? Разве ты не обещал окрасить в красный всё, что я ни пожелаю?
Гирру кивнул. Не в силах сдержать радостной улыбки, он быстрым шагом покинул оранжерею. Встав возле стеклянных, распахнутых дверей, он поднял посох. К сожалению, вторая рука была занята этим раздражающим свёртком, который начал издавать какие-то неприятные звуки, но Гирру всё равно ничего не слышал. Он вновь оглох и ослеп. Её рядом нет – значит, вокруг пустота.
Свёрток всё не замолкал. По какой-то причине голос этого существа пробивал даже глухоту Гирру – он не мог пропускать этот шум мимо ушей. Невыносимо.
Хмурясь и морщась, он поспешил поскорее вскинуть посох выше: внутри стеклянного купола образовался второй купол. Жар, что шёл от звезды, стал медленно стекаться в одну точку. Воздух задрожал, аромат стал резче, а крупные зелёные листья поникли, не выдержав духоты.
Медленно, лист за листом, сад начал возгораться. Цветы осыпа́лись, занимались огнём, но продолжали гореть. Пышущий жаром вихрь вылетел из оранжереи – и Гирру едва не обжёг лёгкие, прижимая к груди, спасая то, что было ему доверено.
Дикий. Необузданный. Невыносимый аромат и смрад цветочной пыльцы и пламени. Он поглощал, он нанизывал сознание на остриё, не выпуская из своих цепких лап. Гирру вдыхал полной грудью это неистовство – огонь и цветение. Две стихии, не имеющие ничего схожего, два противоположных цвета и запаха, два несовместимых начала сошлись в танце, похитив все мысли Гирру без остатка.
Заворожённый, он смотрел, как лопаются стёкла. Как, осыпаясь, летят наземь сгоревшие стволы. И как до его лица, обжигая, долетают резко пахнущие лепестки жёлтых, белых, синих и красных соцветий.
Невыносимо… красиво. Невыносимо больно.
Дыхание в груди спёрло. Свёрток в руках зашевелился, прибавляя звук. «Оно» кричало. Плакало, словно звало кого-то.
Гирру медленно опустил взгляд и недоумённо уставился на маленькое уродливое лицо.
– Кто ты? – неуверенным тоном поинтересовался он, поворачиваясь спиной к разрастающемуся пламени. – Нет, нет, подожди… – вдруг перебил он сам себя, схватившись за голову одной рукой. – А кто… я?
Гирру вскинул бровь. А затем вдруг услышал за спиной громкий взрыв.
