мамина кузина была нашей единственной родственницей, и когда она умерла, мама впала в тоску. А потом погрустнела, стала беспокойной, тревожной. Однажды я проснулась от её криков и увидела, что наш дом горит; мама выволокла нас с сестрой на улицу посреди ночи, пока пламя пожирало стену кухни.
Тогда я не боялась огня. Мне было восемь, и его серебристо-синие языки разве что завораживали, а лёгкость, с которой пламя поглощало деревянную раму окна, обращая её в дым и пепел, поражала. В ту ночь ничего сильно не пострадало помимо кухонной стены и окна, и никто не пострадал. Когда же соседи начали задавать вопросы, мама сказала, что увидела кровь на кухонном столе – кровь кузины. Сказала, что не смогла эту кровь стереть, поэтому пришлось сжечь. Когда мама поняла, что никто ей не верит, то стала всё отрицать и никогда больше об этом не говорила.
И всё же что-то там было. Что-то, что заставило её измениться с тех пор. Теперь мама могла подолгу смотреть в пустоту или сказать что-нибудь неожиданное и бессмысленное, всего несколько слов, которые при желании можно было бы списать на высказанную вслух мысль или внезапное воспоминание, однако… все эти оправдания не имели значения. Люди никогда не забывают о твоих недостатках. Дети в школе не забыли о моих.
«Если твоя мамаша чокнутая, то и ты тоже!»
«Уже хочешь поджечь школу? Нет? Почему?»
«Ха, а может, она не чокнутая, а настоящая ведьма? Давай, Ярослава, продемонстрируй своё колдовство!»
Их смех обращался в шутки, шутки становились жестокими, а за жестокими шутками следовали драки, в которых я всегда проигрывала. Наверное, я сама виновата, потому что начала первую драку и ударила мальчишку, который назвал меня психопаткой, и – это оказалось ошибкой. С тех пор компания воодушевлённых подростков, которая выбрала себе врага, верила, что имеет полное право кидаться в меня камнями. Моя жизнь в школе обратилась в кошмар. Хотелось бы мне и правда обладать магией, хотелось бы мне и правда быть ведьмой, ведь тогда бы я могла заставить их всех пожалеть о своих словах…
Богдан всё ещё ждал, пока я отвечу.
– Думаю, я разбила однокласснице нос, – я натянуто рассмеялась, вздрогнув, когда почувствовала синяк.
– А где была твоя сестра?
– Я не могу всюду ходить с Татой, Богдан.
– Даже если это спасает тебя от синяков?
– Я не хочу… – «Быть ей обузой». Мама пыталась ругаться с учителями и другими родителями поначалу, однако это приводило лишь к новым моим дракам. К новым синякам. Поэтому проще стало врать и прятать синяки, да и кроме того я не хотела, чтобы мама грустила ещё сильнее из-за моих царапин. Не могла позволить ей винить себя.
Да и что мама могло изменить? Ей не спрятать меня от всего мира. «Мне не убежать от всех навсегда. Не скрыться. Они меня всегда найдут, всегда будут смеяться, унижать, оскорблять… Я им не нравлюсь. Порчу своим присутствием дни, мешаю им жить. Ошибка природы». Страх накрывал меня как приливная волна, вонзая в руки и ноги свои
