яркого бутона в лабиринте вечерняя росинка,
Похожая на слезу,
И стал в тот же миг гибнуть прекрасный розовый сад.
Высыхали и грубели стволы и игольчатые ветви,
Сбрасывая скрученную прозрачную кору цвета нижнего крыла стрекозы,
Мертвели и вытягивались шипы,
Осыпались бордовыми и красными слезинками лепестки и листья.
Дыхание смерти бежало от центра лабиринта к его границам,
И когда пират, сбегавший с золотым цветком из сада,
Сделал последний шаг к лесной тропе,
Выведший его из зарослей роз,
Не осталось около дома волшебника ни единого живого цветка.
Скрылся морской разбойник, получивший желанное сокровище,
Между тем, подмигивая, раскрывая медленно всевидящие глаза,
Появились на небосводе первые звезды.
Обратились они к волшебнику,
На иссушенной траве осыпавшему поцелуями похищенную невесту,
Тонувшему среди багряных лепестков в клетке из гнутых колючих ветвей.
Убедили созвездия волшебника, что обманом золотой цветок получил пират,
Попросили мага взглянуть на ладонь, которую он прижал к кровавым локонам девушки.
Отнял руку от огненных потоков, бежавших по девичьим плечам, чародей
И увидел на пальцах своих красящую бордовую пыльцу мака.
А там, где главу девушки, опущенную на его грудь, придерживал он,
Выступило темное пятно на длинных волосах.
Пират, в раскаяние которого колдун поверил, обманул его,
В который раз солгал, дабы отнять последнее
У такого же живого человека, как он сам.
Закричал колдун, обращаясь к давно оставившему его пирату:
Милорд: Грозы мятежей и раздоров твоим кораблям, морской волк!
Я клялся, что не убью тебя, пират, но ныне честное сердце мое опустошено потерями!
Лишиться ее прикосновений, ее кротких взоров, ее дыхания… О, горе мне!
Горе тому, кто обманывал сам себя, но встретил более искусного лжеца на своем пути.
Я клялся, что не убью тебя, пират,
И, истекающий слезами, как кровью от предательски нанесенной раны,
Слово сдержать я должен.
Но взгляни на этот некогда живой сад!
Будь ты здесь, узрел бы,
Как жизнь невесомой дымкой чистой души поднялась над цветочным лабиринтом
И вознеслась к облакам,
Забрав с собой питавшие почву слезы.
Высохла земля и следами мук, болезни и скорой смерти покрылись сухие листья.
Не ожить им никогда впредь!
Ветви и корни были капиллярами, но внутри теперь – пустота и полости,
Которые заселят смердящие черви и жуки-могильщики!
Вовек не зажжется в саду огонь тысячи красных роз или одной
