как тот рыжий хлопец, которого он нынче ночью ворожебником сделал. Но все больше – гадал. На выставах крупных обитался, в городах великих, где люду – тьма. И всегда найдется тот, кто отдаст алтын за развлечение. Особенно если развлечение то – не дурость вовсе.
А это понимали вскоре все, кто подходил к провидцу Путяте.
И молва о нем шла, а горстки алтынов в карманах росли. Видно, так и встретились они с Чародейкой. Неспроста та встреча состоялась, как теперь понимал он. А дальше…
Разве возможно противиться любви, впервые по-настоящему сердце тронувшей. Когда-то он думал, что нельзя…
Когда-то, да только не сейчас. Колдунья заглушила в нем дар небожителей. Только может ли смертная лишить того, что дали сами боги?
Слуга прислушался, пытаясь разобрать хоть слово. О, если бы он снова мог слышать!
Но Госпожа болезненно сжала руку, заставляя ту снова онеметь. Напомнила ему о том, кем была. Смертной? Нет! Но и не божиней…
Глаза мужчины испуганно опустились к ладони и в ужасе расширилась.
Узорная изморозь побежала дальше, вот-вот достигая плеча. И рука снова упала – безвольная, лишенная жизни.
– Ты больше не услышишь Его, понял? И имя свое вспоминать не смей!
И Путята обреченно кивнул.
Пронзительно кричал ворон, созывая сородичей на пир.
– Кар-рр! Кра-аа! Кар-рр! Кра-аа! Кар…
Тонкая короткая стрела – не чета здешним – оборвала надоедливый крик жадной птицы. Слетятся еще? Пусть! Лишь бы молчали!
Запах гари, казалось, пропитал гиблое место. Он витал в воздухе, забирался в ноздри и небольшими хлопьями оседал на снег.
Нестерпимо хотелось снова ощутить сладкий аромат тонких лепешек, что старая Айша пекла на широком камне. Щедро сдобренные медом и россыпью кедровых орешков, они всегда нравились детям. В Шатровом Городе подчас поднималась резвая беготня шустрых ножек – каждый спешил угоститься лакомством.
Нельзя думать о доме. Не время еще!
Высокий статный мужчина задумчиво стоял посреди выжженного села. Медвежью шкуру, что покрывала его плечи, окрасило в сизый цвет. И темные волосы, ниспадавшие до самых плеч, казались седыми от гари. Только кожа его гляделась еще темнее, измазанная кровью да сажей. И лишь по ней, да по короткой изогнутой сабле можно было догадаться, что стоящий – степняк.
Несколько домов еще тлели, остальные же давно превратились в угли. За время странствия по Земле Лесов он думал, что привык к этой вони, но сегодня его мутило.
Так много павших с обеих сторон. Только селян многим больше.
И кровь повсюду.
Этот терпкий сладковато-соленый запах разбередил старые видения, не раз терзавшие его в забытой жизни. И ведь они уже было оставили его, но нет!
Где-то сбоку вспыхнула солома, спрятанная под крышей добротной избы, и эта вспышка оглушила воина.
Крики. Чьи?
Степняк
