хлопца под руку и вывел во двор. Ладонь в кожаной перчатке была крепкой и отчего-то… холодной?
От удивления Гай растерялся, ввиду чего сила его ненадолго выбилась из-под власти, и принятый облик поплыл.
Проходящая мимо кухарка взглянула на него с неодобрением, неладно. На что он оскалился в ответ.
– Ты, Лада, иди по своим делам, – отговорил бабу барин, что вел Гая под руку, – видишь, юродивый? И стражу звать не след. Сам справлюсь, не буйный он.
Барин вывел Гая за ворота палатные. А там – в переулок к Площади Головной, с которого, впрочем, быстро убрался. Видно, не хотел, чтоб видели его с таким оборванцем. А Гаю что? Ему почести ни к чему. Палками по спине за воровство не отходили – и то ладно. А что барин задумал неладное, это он и сам понимал. Уж не стал бы знатный человек с таким оборванцем дело иметь…
И Гай выпустил на пальцы силовые потоки. Так, для всякого случая.
– Ты не дури, – тут же откликнулся барин. – Твоей силы мне на поиграть хватит, пока не пробудили. Хотя затаенной мощи в тебе немеряно, Госпожа будет довольна.
И он потянул Гая дальше, уводя все глубже и глубже в зловонные проулки, среди которых обитались такие вот отребья, как и сам Гай. А тот расслаблялся – дома и стены, как говориться, помогают.
К слову, стены, к которым вывел барин Гая, были на редкость обшарпанными, проредившимися. Такие даже в его собственной избенке выглядели бы гадко. А барин-то не чурается ни стен, ни проулков. Тоже из таких, как он?
Дивность ситуации уже не завораживала – заставляла чутье рыжего хлопца собраться, держать силу наготове. А барин лишь усмехнулся:
– Не поможет. Да ты не бойся. Глядишь, и оценишь то, что будет предложено.
Как же, оценит. Гай не сомневался. Дармовый хлеб бывает только…
– Хлеба дармового ты уже набрал, – словно бы читал мысли провожатый. – Я предложу тебе нечто иное…
И он с силой толкнул прохудившуюся дверь.
В лицо Гаю пахнуло чем-то смрадным. И вроде запах сладковатый, напоминающий медуницу, да только все одно – пахнет мерзко. Гнильцой. И гнильца эта подобна капищенской.
Откуда знал? Так часто к земле святой обращался, маткину боль спроваживая. Оттого и запомнил что запах этот, что само ощущение тумана Симаргла, который стелется под земляными холмиками да насыпями.
– Вижу, сила в тебе немалая, – откликнулся барин. – Дивная. Знаешь, что это все – от них? Он указал рукой куда-то в сторону околицы, но Гай так и не разобрался, куда. – От богов старых. Это они так щедро даром делятся. А ты вот его на воровство…
– Сам бы подумал, куда тратить, когда б дома три голодных рта были, – огрызнулся рыжий, – да и собственный рот не меньше жрать хочет. Чего тебе?
Барин внимательно вгляделся в скуластое лицо, на котором единственным украшением – изумрудные глаза, в коих сила плещется. А так… холоп холопом. И ничего-то дивного в нем нет. Даже девка, и та не останется под вечер, как бы хорошо не пахло сиренью. Этаким в жизни везло мало.
