тогда она сообразила. Только один человек мог заставить их молчать. Старая Крайя.
Знахарку в Светломесте боялись. Уважали. И, уходя из старой избы, трижды плевали по-за левое плечо: кто его знает, с какими силами она дружбу водит, чтоб скотину лечить да людям помогать. И ведь не помер пока никто, за помощью к ней пришедши. А не верный ли то знак?
И, словно в подтверждение этих мыслей, позади раздался сильный голос:
– Уходите! Вам некого судить!
– Блудница! – Голос говорившей бабы был куда слабее прежнего. И не нашел поддержки среди своих: старую Крайю боялись.
– Мара померла, – знахарка тяжко вздохнула. И резко предупредила: – дитя я не отдам!
Несколько людей отошли в сторону, пропуская вперед молодого храмовника:
– Отдай дитя блудницы в храм. Даю слово, там оно вырастет…
– Яра останется здесь! – Знахарка казалась непреклонной. Словно бы скинув зим этак двадцать, она и сама походила на молодицу. Даже седина в волосах ныне гляделась не белесой, но пшеничной. – Видали хлебозары зимой? То-то и оно – знак это. Если с ней что случится – не бывать больше миру меж Княжествами.
Храмовник открыл было рот, но люди снова загудели. Взволновались, проклятьями сыпя. Многие бабы не дождались нареченных, что навсегда остались в землях Степи. И нынче, когда наступило затишье, понимали: дитя блудницы – ничто по сравнению с карой небесной.
– Оставь! – Прокричал кто-то из толпы. Голос женский, хоть Анка и не узнала, чей.
– Если старая Крайя хочет, пусть берет дитя! – Литомир, деревенский староста, решил за селян. Он был мужиком лихим, и лихость его угадывалась что во взоре диком, что в сбитой кряжистости фигуры. А оттого с ним и не связывались, почитая не только за старосту – за хозяина Светломеста.
Несколько голосов ободряюще прокричали согласие, и люди стали потиху расходиться. Только храмовник остался:
– Ты навлечешь на нас гнев! Отдай младенца, и я навсегда оставлю тебя в покое!
Но Крайя не слушала. Она никогда не была матерью, но лицо малечи до сих пор стояло у нее перед глазами:
– Я помру за нее, Богослав. Запомни это.
И старуха ушла в дом, оставив удивленную Анку таращится на храмовника.
Руки двигались сами собой.
За то время, что Мара жила с Крайей, та успела полюбить девку. Да и как не любить-то? Такого кроткого нрава поди поищи – все одно, не сыщешь. Немногих на своем веку привечала знахарка, да только все сгинули. Вот и эта в могилу сошла…
Ночь подходила к концу, небо тут и там вспыхивало красноватыми всполохами. А Крайя торопилась. Уж как не поспеет…
Знахарка понимала: ворожба, родящаяся в час Симаргла, проведет девку в Туманный Лес, передаст в руки Хозяину Стылой Избы. А уж он не обидит, пожалеет сироту. Укроет и перинами пуховыми, и шкурами меховыми. Не останется Симаргл равнодушным перед красой юной. Да вот коль заплутает Марка, не найдет дороги…
Она бросила короткий взгляд на тощее тело, замотанное в белую холстину.
