style="font-size:15px;"> Жизнь в Петербурге была неспокойной и опасной. В городе развелось множество разбойников. Они пробрались даже в казематы Петропавловской крепости, убили часового и унесли полковую казну. Грабителей стало так много, что гвардии приказано учредить на главных улицах постоянную патрульную службу.
В 1735 году пришлось вырубить лес на Фонтанке, в окрестностях Невского проспекта и вдоль Нарвской дороги, чтобы изгнать и выловить там шайки, которые «многих людей грабят и бьют». Для их поимки военная коллегия отрядила «пристойную партию драгун». Священник лютеранской церкви Св. Петра на Невском проспекте подал прошение о том, чтобы не переселяться в дом при церкви, пока соседние дома пустуют: «Я переехал бы туда, но опасаюсь недостатка в воде, злоумышленников и разных превратностей, случающихся обыкновенно с теми, кто живет далеко от соседей».
Жестокие казни пойманных разбойников не устрашали остальных. Архиепископ Феофан Прокопович говорил, что жестокостью воровства вывести нельзя, нужны благие примеры и поучения. Но о каких благих примерах можно толковать, когда сама императрица велела повесить перед своими окнами повара, подавшего к столу несвежее масло?
Однако больше, чем разбоя, в столице страшились Тайной розыскных дел канцелярии, учрежденной в 1731 году. Соглядатаи и доносчики были в чести при Петре I, но сейчас на них, пожалуй, не меньший спрос. Тайная розыскных дел канцелярия, политический сыск, выслеживала людей, злоумышляющих против власти. За время правления Анны Иоанновны по приговорам Тайной канцелярии в ссылку отправлено более двадцати тысяч человек. Людей хватали по малейшему подозрению, по любому доносу; формула «слово и дело», которую произносил доносчик, повергала в трепет самых смелых. Дознание в застенках Тайной розыскных дел канцелярии чаще всего проводилось под пыткой.
Иногда на улицах Петербурга появлялись страшные фигуры: люди в балахонах, в которых были лишь прорези для глаз, бродили под конвоем по городу, оглядывая прохожих. Это были «языки» – преступники, которых выводили, чтобы они указывали на сообщников. Знака «языка» было довольно, чтобы человека схватили и отвели в застенок.
Одной из жертв оговора, сделанного «языком», стал помещик Головкин. Он остался жив и впоследствии рассказывал о пытках: его подымали на пялы (дыбу), выворачивали лопатки, гладили спину горячим утюгом, вгоняли под ногти раскаленные иглы… Уже стариком Головкин отмечал в календаре: «Такого-то числа подчищали ногти у бедного и грешного человека, которые были изуродованы. Благодарение Господу! Ныне мы благоденствуем».
В тридцатые-сороковые годы на Петербург обрушилось еще одно бедствие – опустошительные пожары. Иногда они возникали случайно, но чаще из-за поджогов. В 1736 году пожар на Мойке, начавшийся в доме персидского посла, распространился по всей округе. Он продолжался восемь часов и произвел огромное опустошение. В 1737 году город загорелся сразу в двух местах, пожар уничтожил значительную
