этого открытия и надеемся, что оно окажется перспективным в отношении применения в народном хозяйстве, ибо рыночные отношения вынуждают нас отдавать предпочтение таким работам, которые позволяют нам заработать на жизнь. Если окажется, что какое-то направление не дает прибыли, я закрою его без малейших колебаний.»
Иван Лукьянович озабоченно поглядывает на часы и с присущей ему скромностью извиняется:
– «Я прошу прощения – в моем распоряжении очень мало времени. Через четверть часа к нам должна прибыть делегация зарубежных коллег. Я обещал их встретить и кое-что с ними обсудить.»
– «Еще один вопрос, Иван Лукьянович. Скажите, пожалуйста, что это за уравнения, о которых Вы только что упомянули»?
Академик улыбается и отвечает все в той же научно корректной форме:
– «Это уравнения, связывающие математически массу, энергию, поле, пространство, время и, представьте себе, информацию! Но все еще чрезвычайно сыро и, подчеркиваю еще раз, подлежит строгой научной проверке.»
– «Вы не думаете, что в перспективе такая работа заслуживает быть отмеченной Нобелевской Премией?»
– «Не будем пока загадывать», – скромно отвечает академик с застенчивой улыбкой.
– «И последний вопрос. Если уникальные уравнения, выведенные в вашем институте, окажутся верными, то как Вы их назовете?»
Иван Лукьянович поднимается с места и уже на ходу отвечает:
– «Над этим мы пока еще не думали. Но если случится так, что нам будет предоставлено почетное право присвоить имя новым уравнениям, то я бы хотел именовать их, скажем, уравнениями НИИ ИПТ или как-нибудь иначе, но обязательно с упоминанием этой группы букв. Это аббревиатура названия нашего института. Подобным образом были даны названия небезызвестным вам кристаллам “Фианит”, волокну и ткани “Лавсан” и тому подобным продуктам, созданным нашими соотечественниками. Извините, но я вынужден идти. Всего Вам доброго. До свидания.»
– «Благодарю Вас, Иван Лукьянович. Желаю Вам здоровья и дальнейших творческих успехов», – Иван Лукьянович пожимает мне на прощанье руку и направляется к выходу.»
Калинич почувствовал, как кровь мощными толчками приливает к его вискам, а в груди сжимается жесткий сухой ком, вызывая нарастающую тупую боль. Он свернул газету в трубку и начал ею стучать по ладони в такт пульсу в висках. Чего-чего, но такого освещения событий он не ожидал никак. Он смотрел в черные глаза Бубрынёва, сверкающие каким-то сатанинским блеском, не зная, как себя повести, а Бубрынёв терпеливо молчал, не сводя с Калинича изучающего взгляда, преисполненного уверенности в собственном превосходстве. Эта немая сцена продолжалась минут десять. Первым заговорил Бубрынёв:
– Леонид Палыч, Вы внимательно прочитали статью?
Калинич кивнул. Во рту у него совершенно пересохло, и он не мог шевельнуть не только языком, но и губами.
