подпорченная временем, уступила место внешности белобрысой профурсетки. У меня теперь огромные кукольные глаза и ротик бантиком. Про нос я молчу – скорее всего мой был длинноват, но ведь почти как римский. А эта девчонка как безносой родилась.
И это не самое плохое, нет. Отвратительнее всего местный «повелитель». Сначала он воротит от меня свой изысканный лик, а потом делает решительный мужской жест, мол, была-не была, он «меня принимает». Не удивлюсь, если где-то на теле сейчас проявится этот красный круг со звездой, с которым я намучилась в своей последний день.
Ох, как же горько это сознавать. Мои лучшие туфли, родное холимое тело, да много всего еще, прямо сейчас отправляются в утиль. Хорошо, что я сто раз предупреждала оставшихся родственников и близких друзей – только кремация. А всякое личное дорогое барахло, если не подлежит продаже, сдадут в благотворительность. Не пропадет.
Герцог слегка увлекся и закусил мою губу. Если только что он давил и мял мой рот, то вдруг его язык скользнул вовнутрь в короткой и бережной ласке. От такого резкого перехода я невольно приоткрыла рот чуть шире – исключительно, чтобы набрать воздуха, – но он воспринял это как приглашение. Руки, которые он держал в стороне, подхватили меня за плечи; он почти усадил меня к себе на колени. При этом ни на секунду не отрываясь от моих губ. Какой увлекающийся представитель тьмы.
Я заметила, что новое тело на него реагирует. Не так, как это сделало бы мое, но сердцебиение участилось. Перекрученная от волнения грудь разжалась, и их Эдвина, то есть я, задышала, хотя и учащенно, но гораздо свободнее, чем это получалось ранее. Я заметила эту разницу. И чертов герцог тоже. Он завершил поцелуй и внимательно заглянул мне в глаза своими огненными очами – у людей такого не увидишь, а здесь на дне темно-карих зрачков плясало натуральное пламя.
Сложно поверить, что его и, правда, волновало, кто заперт там внутри, в его ненаглядной Барби, и что я при этом ощущаю. С другой стороны, он снова утратил речь, что, несомненно, пошло ему только на пользу. Голос того, кого Набериус назвал Астаротом, больше напоминал скрип дверцы шкафа. Как там объяснил маркиз, хозяин почти не пользуется речью?
– Какие вы оба молодцы, закончили, – вот и Набериус, легок на помине. – Я уже испугался, что придется вмешаться. Не сочтите за наглость, господин, но мы не имеем права ни на йоту отклониться от церемониала. Больно щекотливая ситуация.
Астарот кивнул ему. Перевел взгляд на меня и… поклонился! Нет, он не согнулся в талии, не бил челом, но опустил взгляд, опустил голову и несколько секунд пребывал в таком положении. Спутать поклон с чем-то другим было невозможно. Так же резко, как бросился на меня, он развернулся к дверям.
Во мне что-то разочарованно щелкнуло. Казалось, что Набериус только начал допрос и скоро и сам перейдет к сути… что герцог внимательно слушал все, что я говорю – сейчас же он так беззастенчиво убегает. Женщина-змея в грациозном броске распахнула перед ним дверь, а сама осталась с нами.
Поцелуй будто расчертил все
