сила доставались всем. Понятно, что у некоторых та же настойчивость обращалась в упрямство, но порой Атаргатис наделяла калама и чем-то необычным. В случае Адониса это было чутье. Кто, как не он, всегда угадывал, где укрыться от Байула или Дирига, чтобы избежать утомительных наставлений? Кто мог почувствовать через весь Тиспурам, что мама Меса разделала краба и даже смешала его мякоть с давлеными волокнами губки? Кто с закрытыми глазами отыскивал проходы в коралловых стенах? Так неужели он не найдет собственный дом?..
Плыть пришлось не слишком далеко. Вскоре дно начало круто понижаться. Адонис вспомнил коралловый склон на окраине Тиспурама и собрался последовать в глубину, как вдруг почувствовал запах крови, и поплыл прямо на него.
Окровавленные останки плавали у самой поверхности, вокруг изуродованной туши не слишком большой рифовой акулы сновали стайки рыбьей мелочи. Неподалеку бултыхались в воде куски тела еще какой-то твари. Обрывки плоти начинали медленно опускаться в глубину.
Адонис настороженно озирался. Похоже, это было глупостью – оставлять мечи на крыше дома отлучаясь. А если на пути появится действительно серьезный враг?
Наполненная солнцем теплая вода, возможно, таила новые опасности. Кровь рано или поздно могла привлечь акул покрупнее. Следовало поторопиться. Сын вождя подплыл к первой туше и с удивлением обнаружил на ней следы присосок. Вот уж про что он не слышал, так это чтобы спрут нападал на акул. К тому же вряд ли головоногий был таким уж крупным. Отметки на коже акулы не превышали в поперечнике толщины полутора пальцев, то есть спрут был не больше воина-калама, конечно же, не считая длины щупальцев. Вместе с тем голова акулы оказалась почти отсечена, и часть хвоста как будто оторвана. Вот этого спрут сделать точно не мог. Да и следы присосок… не только вырезанные роговыми зубцами кольца, но и странные дыры в центре этих кругов. Возникало ощущение, что внутри каждой присоски таилась крохотная, но жадная зубастая пасть…
Адонис снял с пояса нож и с некоторым трудом вырезал кусок кожи с наиболее отчетливым следом. Затем поплыл к другой жертве. Ею оказалась гигантская манта. Она была растерзана или рассечена на части. Сын вождя вспомнил кусок плавника, что не так давно показывал отцу. Кто-то обладающий подобием меча справился и с огромной мантой, причем та явно не предназначалась ему в пищу.
Адонис оглянулся. Было что-то непостижимо ужасное в сочетании кровоточащей плоти и теплой, пронзаемой солнечными лучами воды. Внезапно его внимание привлекла искра или вспышка света. Снова и снова… Сын вождя пригляделся и обнаружил в куске плавника что-то вроде короткого зазубренного ножа с маленькой рукоятью. На ее оголовке имелся выступ, напоминающий прозрачный камень или рыбий глаз. Он-то и вспыхивал через равные промежутки.
Адонис выдернул оружие, перевернул его. На металлической плоскости выделялись три знака – IGE. Они ничем не напоминали клинопись, покрывающую колонны храма в Тиспураме…
