длиной сантиметров семьдесят и весом никак не меньше двух пудов, действительно, выглядела как новенькая – и не скажешь, что три четверти века где-то пролежала.
– Мы тут не загнемся, часом? – проявил разумную осторожность Кама.
– Нет, – уверил его Басмач, пояснив: – Иприт – он жидкий. Это при взрыве он далеко распыляется и, если на эпителий попал, пиши пропало. А так… – он снова указал глазами на снаряд, под которым бурело маслянистое пятно, – на воздухе испаряется медленно. Так что, локальный разлив этой гадости не опасен. Ты, главное, держись от него подальше и руками ничего не лапай.
Выданная Лехой, прямо-таки энциклопедическая, справка Каму, с одной стороны, несколько успокоила, а с другой – озадачила. Откуда такая осведомленность? В Лехином лексиконе сроду не водилось таких слов, как «эпителий» или «локальный разлив вещества». Значит, с кем-то уже консультировался. Интересно, с кем? Ладно, в этом после разберемся, рассудил Кама.
На частично очищенном от зелени фрагменте бетонной площадки обнаружился ржавый металлический
* «Урал» – российский грузовой автомобиль повышенной проходимости с колесной формулой 6Х6.
двустворчатый люк примерно два на два метра. В закрытом положении створки и обечайка люка создавали некое подобие гидрозатвора, который препятствовал проникновению внутрь воды. Леха не без труда поднял противно скрипнувшую левую створку крышки люка. Вниз вела железная лестница. Басмач вытащил из кармана фонарик, включил его и спустился первым, Кама – за ним следом.
Мама дорогая! Такого ему видеть еще не приходилось. Подземное помещение, размером с небольшой спортзал, было заставлено большими ящиками цвета фельдграу* с изображенными на боковинах черными орлами, держащими в лапах дубовый венок со свастикой в центе, гербами Третьего рейха. Кама осмотрелся. Действительно, сухо в бункере, никаких протечек не видно. Воздух не спертый.
Басмач открыл накидные защелки на первом попавшемся ящике и поднял крышку.
– Вот они, красавцы!
Как он и говорил, там лежало два здоровенных снаряда, разделенных деревянной перегородкой. Каждый когда-то был густо смазан чем-то вроде солидола. За столько лет смазка превратилась в растрескавшуюся и местами отвалившуюся от металла коричневую корку. Кама взял ее кусочек и помял в руке. Тот раскрошился, как старый свечной огарок.
– И сколько здесь этого? – обведя взглядом склад, спросил он.
– Да, без малого пятьсот ящиков, – ответил Басмач.
– Ну, пошли наверх, – никак не выказав своего отношения ни к названной цифре, ни к содержимому подземного хранилища, предложил Кама. Он буквально спиной чувствовал, как сильно разочарован Леха, наверняка ждал иной реакции. Этот ухарь, только и думает, как бы все, что здесь лежит с войны, кому-нибудь впарить. На что-то другое у него просто фантазии не хватит. Тем более что доказывать боеспособность этой дряни нужды нет, раз один бедолага на собственной шкуре ее
