в карете. Кстати… – бросил он, исчезая за бархатной дверной портьерой, – не забывайте, что будет много богатых холостяков. Может, хоть это вас поторопит.
Прислонившись спиной к шкапу, Офелия сделала глубокий вдох, чтобы не закричать на всю комнату. Заметила, что по-прежнему прижимает томик «AMORES», и с раздражением затолкала обратно на полку. Видит Бог, Рэдклифф еще заставит ее поплатиться за смелость.
В гости молодые люди действительно явились последними, но его милость изящно спасся, упорхнув к дамам, а вот Офелию шамкающий лорд Эшенберт усадил от себя по правую руку и потчевал мемуарами вплоть до десерта. Как мучительно ждала она освобождения, чтобы выместить накопившуюся злобу на Рэдклиффе! – но он, не дав подопечной отправиться к дамам в гостиную, отослал ее вместе с теткой домой, а сам укатил куда-то веселиться с компанией с ленча. Хорошо хоть, что таким образом его месть состоялась, и Офелия сможет уснуть, не опасаясь за утренний разговор.
До чего вы наивны, мисс Лейтон!
Отпустив горничную, Офелия уже нежилась в мягкой постели, но стоило ей протянуть руку, чтобы потушить лампу и задернуть полог, как раздался тактичный стук в дверь.
– Кто там? Ты, Эмили?
– Увы, всего лишь ваш опекун. Разрешите войти?
Офелия так и подскочила в постели и натянула одеяло до самого подбородка. Сон как рукой сняло.
– Что-то случилось, лорд Рэдклифф?
Воображение уже неслось с прытью необъезженной кобылицы, в красках рисуя поместье, охваченное посреди ночи пламенем, и графа, который, рискуя жизнью, с влажным платком у рта бегает по этажам, чтобы вызволить домочадцев. Увлекшись, Офелия не подумала, что на волоске от смерти таким тоном не говорят.
– Быть может, вы потрудитесь открыть? Неудобно кричать через дверь, – послышалось недовольство хозяина, который вынужден обивать пороги в собственном доме.
– Минуту!
Не ведая, что творит, Офелия босиком прошлепала к двери и повернула ключ, торчащий из скважины, потом, на бегу накидывая капот, опрометью кинулась обратно и, не сообразив устроиться в кресле, присела на постель.
– Входите…
Ее голос предательски дрогнул, и Офелия тотчас отругала себя за покорность, но Рэдклифф уже принял приглашение.
С его приходом в комнате стало светлее, только свет исходил, казалось, не от принесенного им бронзового трехсвечника, а от него самого. Одет он был так же, как на приеме: черный пиджак, изумрудная булавка в шейном платке; даже перчаток не снял. Его и в часы домашнего отдыха редко застанешь в халате и комнатных туфлях, но безупречность костюма заставила Офелию явственнее ощутить свою наготу. Ведь не стал бы он приходить к ней при всем параде, если б надеялся… Да и в складке губ ни тени непристойной улыбки. Рэдклифф имел скорее вид добропорядочного папаши, который пришел пожелать сладких снов маленькой дочке.
– Похвально, что вы, как предусмотрительная девица, запираете на ночь дверь, – одобрительно кивнул он. – Отчего вы напугались, будто
