на подкорке. И не мыслю вести себя иначе.
Рик садится напротив. Рассматриваю пластиковую столешницу под темное дерево, не поднимаю глаза, но ощущаю на себе его взгляд. Как он смотрит? С отвращением? С жалостью? Доброты точно не будет. А вдруг еще хуже?..
Подбегает мальчик-официант. Короткая стрижка, узкое лицо, темные глаза и слишком плоские брови. Взгляд зацепляется за фартук до колена с болтающимся на боку карманом, из которого выглядывает уголок крохотного блокнотика и торчит ручка. Зачем-то пристально рассматриваю официанта, словно хочу уловить каждую деталь внешности. Мальчик, смущаясь, краснеет.
Рик заказывает два греческих салата и два зеленых чая. Официант, как обожженный, убегает к терминалу вносить заказ в систему. Провожаю взглядом угловатую фигуру. Потыкав по небольшому монитору пластиковой картой, скрывается в другом зале. И дался же мне этот официант! Дался, потому что иначе придется смотреть на Рика. А я не могу. Боюсь увидеть в его глазах неизбывное безразличие. А еще совсем не хочу говорить. Нужен покой и тепло. Вот бы закутаться в плед, забраться с головой, обхватить руками прижатые к груди колени и забыться сном.
Несколько минут проходят в молчании. Рик ничего не говорит, и я молчу, блуждая взглядом по столешнице. В торце стоит подобие деревянного лукошка с секциями для одноразовой соли, перца, сахара и сахарозаменителя. Все в крошечных смешных пакетиках с логотипом ресторана. Рядом – высокая бордовая коробочка с салфетками, белый краешек торчит из прорези вверху, так и хочется сунуть его внутрь. Раздражает. Усталость давит на плечи, тянет в спине. Ноги наливаются свинцом. Опираюсь на локти, чтобы не распластаться по столу.
За спиной шуршит фартук, слышатся шаги. У стола замирает тот же мальчик-официант с подносом, на котором стоят пластиковые миски с салатом, бумажные стаканчики с чаем и лежат прозрачные пакеты с пластиковыми приборами. Худой незагорелой рукой он расставляет принесенное и задает дежурный вопрос: «Что-то еще?»
Рик вежливо отказывается – я и не думала, что он умеет говорить по-человечески, без металла в голосе. Мы остаемся наедине. За соседними столиками никого нет. Рик наверняка сейчас что-то скажет. Сердце сжимается от страха. Он непредсказуем. Вообще не знаю, к чему готовиться. Вдруг все-таки заявит, что разрывает соглашение? Тогда зачем пришел за мной? Или наоборот устыдит, мол, я тряпка, которая ждала его несколько часов, когда он обещал вернуться через пятнадцать минут?
Миска с прозрачной крышкой так и стоит нетронутой. Не хочу есть. Ни пестрая зелень салата, ни красная мякоть помидора, ни даже молочная белизна сыра не пробуждают аппетит. Рик с хрустящим пластиковым треском открывает свой салат и принимается с аппетитом поглощать. Как завороженная, смотрю за его рукой, которая накалывает вилкой рваные куски зелени и отправляет в рот. Вскоре вдруг останавливается.
– Ешь, – произносит Рик требовательным тоном. – Ты пропустила ужин, а впереди тренировка.
Тренировка? Все-таки не выбросил.
