на преступление.
Господин Тайлор быстро увлек меня на угол улицы Вакери, где ожидало наше ландо, и мы отправились крупной рысью, в сопровождении конных жандармов. Мы должны следовать за фургоном, в который была брошена корзина с двумя обезглавленными трупами.
Скучная и нелепая прогулка! Утренние прохожие, встречая нас, должно быть, невольно задавали вопрос, что это за фургон паяцев, за которым следуют свадебное ландо и фиакры! Действительно, позади нас всегда следовали журналисты.
Это были до того скучные, до того банальные поездки, что каждый раз, – а на моей практике таких случаев было двадцать или двадцать пять, – мне казалось, будто постоянно одни и те же инциденты происходят на тех же самых местах, например, на Госпитальном бульваре с лошади непременно упадет жандарм, а перед мэрией 13-го округа обязательно будут разбиты базарные бараки.
Бросив беглый взгляд на мертвые головы, вынутые из корзины, мы спешили передать тела казненных чиновникам медицинской школы и уезжали, испытывая некоторую неприятную дрожь, точно после ночи, проведенной над покойником.
Раз двадцать или двадцать пять на обратном пути я неизменно заезжал на железнодорожный вокзал и спрашивал в буфете легкий утренний завтрак. Кажется, эта программа ни разу не была мной нарушена, и монотонность этих поездок, банальность всех деталей, в том числе завтрак на вокзале и плоские шутки агентов, сопровождавших меня, еще более увеличивали, если только это возможно, мое отвращение к гильотине.
Помню, вечером после всех этих треволнений, когда я, усталый и измученный, лег спать, долго не мог заснуть.
Конечно, это была не первая и не последняя из моих рассеявшихся социальных иллюзий, но, бесспорно, это была именно та, в которую человек, занимающий ответственный пост в сыскной полиции, должен твердо верить. Я спрашивал себя, к чему может служить эта бойня, лишенная всякого величия, и после того, как я видел всю кровавую процедуру так близко, я начал сомневаться, что наглядный пример может оказать какое-нибудь влияние.
Признаюсь, за восемь лет, проведенных мной на службе сыскной полиции, совсем немногие вопросы интересовали меня так, как этот, на изучение которого я потратил немало трудов и времени.
Вот почему теперь, после многолетнего опыта, я считаю своим долгом сказать прямо и категорически: нет, пример смертной казни ни к чему не ведет, и боязнь высшей кары не остановила ни одного преступника. Зато циничное остроумие и отвага тех, которые умеют без страха умереть на эшафоте, действуют иногда соблазнительно на некоторых негодяев, подстрекая их к обезьянству.
В сущности, гильотина страшна только для осужденных на казнь. Другие же над ней смеются. Когда убийца подымает свой нож, то, будьте уверены, его мысли далеки не только от гильотины, но даже от перспективы каторжных работ. Преступник всегда надеется избежать наказания, о нем он начинает думать только тогда, когда попадется и ему приходится расплачиваться.
В доказательство я приведу один случай, о котором мне не раз приходилось слышать в сыскном отделении, а именно, как знаменитый злодей
