с улыбкой прошагал вдоль шеренги слуг, встречающих князя в его резиденции. Озорно подмигнул любимице: бойкой, белобрысой девчушке лет восьми. Дочка повара старательно доставала князя расспросами и рассказами о своей немудрёной жизни, отвлекала и надоедала. Но когда приболела на пару дней – почувствовал Иван странную, тянущую пустоту. Вот ведь и надоела, вроде, а скучно без неё! Маленькой писклявки стало не хватать. Так с тех пор и повелось: куда князь, туда и белобрысик. Уж и Мартын перестал шипеть, смирился. Повар-то рад конечно: княжеская любимица, жизнь удалась! Чего ещё желать?
Синеглазка ухватила Ивана за руку, важно повела в зал, где уже и стол накрыли, и гостей рассадили, и музыку подобающую завели. Негромкую, но весьма праздничную. В самый раз. И стукоток детских туфелек вплёлся гармонично. По желанию Ивана в резиденции ничего не менялось. Всё тот же уютный домик под красной крышей, с беседкой во дворе, всё та же деревянная, резная мебель внутри. Тишина и покой в зале и комнатах, домашний, тёплый запах с кухни. Дом. К чему что-то менять? Подновляют, конечно, но не меняют.
Во главе стола княжеское место. Пустует пока, в ожидании хозяина. Рядом стул поскромнее – хозяйке. Слева во весь, едва ли не двухметровый рост вытянулся Тим. Тёмно-русый, кареглазый, смуглолицый, стройный. Улыбается широко, пухлые губы растянул, нос наморщил – копия отца.
Справа Вик. Ростом пониже брата, зато в плечах пошире, волосы чёрные в синеву отливают, черноглазый. Узкие губы в улыбке вежливо тянет. Маменькин сынок, не ошибешься. В смысле – в маменьку.
Это семья.
А из друзей: Кот, Фил да Хромой. Сыновей княжьих Хромой сберёг, как и самого князя когда-то. Выучил, как приказали. И своих двоих вырастил, князю в охрану. Уважаемый человек. Четверть века назад собирался помирать со дня на день, а вот до сих кашляет да ковыляет потихоньку. Есть подозрение, что и ещё столько же запросто осилит.
Кот от дел отошёл, прыть уж вовсе не та. Сгорбился, сморщился и притих. Кончился боец. Не разобрать уже: где шрамы, где морщины – одинаковые овраги. Да только, увидишь человека, и поклонишься уважительно. Такому – поклонишься.
И для других за столом места хватило бы, но тех уж не дозовёшься. Не ходят оттуда в гости, отходились. Меченый, Весёлый, Хранитель… Даже и Скарабея бы позвал, хоть и не любил мерзавца всю жизнь. Да тоже уж не докличешься. Столько лет благополучно под княжьим топором прожил, проныра, и умер спокойно, от старости, в своей постели. Талант у человека был – от топора уворачиваться. От косы, правда, не удалось, ну так это ещё ни у кого не получилось.
Много лиц перед мысленным взором промелькнуло. Разных. Вот все они и есть жизнь.
Белобрыска усадила князя и тут же исчезла. Видимо отец настращал, чтобы не лезла сегодня. Успеет ещё надоесть, жизнь длинная.
– Тим, дружище! – Иван усмехнулся, глянул на сына. – Чего на стадион не поехал? Одному мне там дурака изображать?
– Вик тоже не поехал! – звонко ответил тот. – Его не спрашиваешь.
– Какие к нему вопросы? –
