её мать.
– Он в такого гиганта вырастает, что в пару прыжков уже будет в Таскарии, – с досадой в голосе, процедил Вир, скрипя зубами.
– И если мы явимся в Таскарию, а этот с палкой-копалкой уже там или ваджра похищена… – произнесла Ханна. – Значит, и в пустыню Нид мы уже не успеем. Рыжий макак этот будет всегда на шаг впереди. Он же полубог? Вдруг он тоже как-то перемещаться способен. Наверное, стоит прислушаться к Диане, – поглядела тёмная эльфийка на ту.
– Типа, если мы сразу пойдём в Нид, то, типа, точно получим шанс забрать оружие? – оглядела всех Кьяра. – Вы так уверены? О Дану…
– Он может тоже пойти туда, но зачем? Он сбежал, он знает Таскарию, там безопаснее, там даже в святилище охрана… в каком-то смысле полегче, чем дэургары, если я верно понял, – пытался размышлять Вир. – Скорее всего, он в пустыню Нид пока не пойдёт. У нас будет шанс опередить его там.
– Значит, решили? – пробежалась алым взором по лицам команды и атаманша.
– Ой, ладно. Куда угод-д-дно, лишь бы подальше от холода, – постукивая зубами, пыталась Кьяра согреться, поёрзывая на месте.
– Вы-то что скажете? А? Пани Софра? – поинтересовалась Ядвига.
– Я, может, и лидер, но я умею слушать других, – ответила та. – Раз все считают, что надо к нагам, значит, после краткого отдыха отправимся прямо туда. И пусть каждый из нас на привале вслух вспоминает всё, что только можно, о пустыне Нид и её обитателях. Даже любые слухи и домыслы. Путешествие нас с вами ждёт крайне опасное, – с серьёзным видом заключила правительница Арьеллы.
Мельхиор I
Солнечный полдень мерцал маленькими гранями на сложных куполах построек имперской столицы. Селестия в своих бело-голубых оттенках с вкраплениями волнистых линий и завитков позолоты, с арочными и круглыми окошками, с практически лишённой острых углов архитектурой была устлана ворохом цветастых осенних листьев.
Казалось, они даже жухли здесь как-то по-особенному, не теряя до конца своей желтизны и багрянства. Некоторые и вовсе опадали зелёными, просто изрядно выцветшими, причём одни породы деревьев темнели, другие светлели, и всё это составляло изумительный калейдоскоп.
Не радовались этому всему разве что дворники, вынужденные с каждым новым порывом озорного ветра чистить дороги. Честно говоря, многие из них не понимали, что ж такого страшного, если те будут устланы ковром из листвы, ведь все телеги, что ведут к центру, как раз и пришли с таких лесных троп, а те, кто двигается к воротам за город, вскоре попадут на те самые лесные тропы с обилием листьев.
Тем не менее закон есть закон. Городской устав требовал чистить дороги, потому кучи жухлой листвы собирались подле деревьев и кустов близ дворов и особенно парков. Некоторые устраивали костры, сжигая старые листья, другие бросали их в яму с небольшим количеством воды, заставляя гнить и потом поливая густой смесью грядки на огороде. Кто-то и вовсе листья использовал для декора или поделок, начиная от оформления мебели и заканчивая
