Часы Хроноса. Их нужно вытащить из её, – проговорил Бальтазар.
– Что? Нет! – возмутилась Анфиса, но некромант схватил её сзади, не позволяя никуда отступить. – Фи! Как вы смеете! Прекратите!
Она и готова была бы ринуться куда угодно, даже направо, где в темноте стоит то чудовище со множеством вооружённых рук, но от взора тысячи глаз многокрылого Самаэля её вдруг будто парализовало. Анфиса даже не понимала, дышит ли она ещё. Не могла пошевелиться и отвернуться. А существо склонилось над ней своей слепой головой, двинув корпусом вправо и влево, глазами с крыльев осматривая её энергетическое поле.
С зеленоватой аура её вдруг стала золотистой. И крупицы эти стягивались из всего её облика в сторону левого запястья, собираясь там в форму песочных часов. Ангел буквально вытягивал их энергию из тела девочки, концентрируя ту и собирая, чтобы придать артефакту его естественную форму.
Анфиса поняла, что это конец. Не будет больше ни возможности отматывать время, спасая себя, ни погружаться в чужие сны. Вся её нынешняя жизнь резко изменится, если не сказать потеряет всякий смысл. Она не видела себя бойцом с катарами в реальной жизни, не особо мечтала быть некромантом на побегушках, хоть и делала всё что могла по упокоению кладбищ, когда нуждались в её услугах.
Часы были собраны, они сверкали металлическим каркасом, переливались радужным блеском хрустальной колбы, а золотой песок внутри колыхался и пересыпался с каждым их движением, пока они парили в воздухе рядом с девичьим запястьем. Анфиса не понимала даже, выглядит ли она сейчас как всегда или покинувшие её тело часы вернули ей должный облик – девушки чуть за двадцать, а совсем не двенадцатилетней девчонки, застрявшей в неизменчивом юном теле.
Но тут костлявая рука Самаэля потянулась совсем не к часам, а к её горлу. Вот теперь стало уже по-настоящему страшно. Подобного ужаса, будучи парализованной, она не испытывала даже в детстве, когда её в плен схватила банда упырей, пытая и мучая на глазах у отца. Наверное, только часы и не дали ей тогда умереть окончательно, а теперь они были вне её тела…
Теперь смерть, аспектом которой и был тёмный ангел, могла быть истинной, единственной и вечной. Раз и навсегда. Её кладбищенское дуновение так и ощущалось в лицо каким-то тихим, но отнюдь не умиротворяющим порывом. Вечность близилась. Холодная обречённость заставляла остолбенеть и застыть после волны пробежавшей дрожи. Ангел тьмы приближался уродливой опасной фигурой, как тщетность бытия, как неизбежность гибели.
А умирать ей совсем не хотелось. Вспомнилось детство, приключения, общение с самим императором, самые разные случаи. Вся жизнь калейдоскопом воспоминаний пронеслась перед глазами, а по щекам прокатились блестящие в лучах портала слезинки.
И тут она ощутила нечто холодное, практически злобное, сконцентрированное и пульсирующее возле горла. Но не пальцы Самаэля. Это было лезвие чёрного клинка Бальтазара, которое не касалось её, но которое сжал своими
