быть, ты видишь, их тут сколько? Одного за шею я притяну… – ворчал егерь Догман.
– Да тихо ты. Спросишь вопрос на «да»-«нет», он всю историю своей жизни перескажет, а потом ещё переспросит, какой был вопрос. Говорливый демонолог… – прервала его демонесса.
– Так работа такая, заговаривать демонов, – хмыкнул тот.
– Хануману вон ты не особо зубы заговорил, мог бы что-то придумать, – подметила Лукреция.
– Выгораживать Бальтазара? Да он мне кто? Сват? Брат? Отец? То, что я сейчас с ним по одну сторону, не значит, что я его не ненавижу. Это вынужденная мера объединиться. Потому что Дамиан его провоцирует уничтожить Империю. Встречала святошу, который хочет войны? – повернул Сетт голову к собеседнице.
– Кого я только не встречала, – ответила ему та. – Раз дотянешься до кнута, заставь светиться, опустив на пол, и просто вращай. Не надо никого хватать, хлестать и притягивать.
– Я тебе идиот, что ли, волчок из кнута изображать? Крутить-вертеть… – оскалился Сетт.
– Похоже, что идиот. Головой иногда надо не только есть и брагу лакать, но и думать. Говорят, полезное занятие. Ты же слышал, как они змей боятся? А тут будет вертеться-вращаться светящаяся верёвка. Они сразу запаникуют и разбегутся, – полушёпотом пояснила свой план суккуба.
– Не то чтобы я прям уж соглашался… Идея такая себе, но попробовать можно, – хмыкнул егерь Догман.
– Тогда просто ждём. Начнёшь, когда я скажу, – властно повелела Лукреция.
– Чего ждём-то, умная? У моря погоды? – прорычал Сетт, не понимая, почему уже не начать действовать.
– Умная, да! Тебя ждём, бестолочь! У кого зелье от превращений на поясе? Вот пропустишь вместо глоточка срок свой и превратишься в вервольфа. Тогда и посмотрим, каковы эти ванары, – тихо объяснила суккуба шипящим недовольным тоном. – Надо ж не только их распугать, но и раскидать, чтобы отсюда выбраться.
– Они ж не виноваты в том, что я чудищем стану, – скривил губы демонолог, засомневавшись в таком плане.
– О! О! Жалеть их собрался?! – закатила глаза Лукреция. – Себя пожалеть не думал хоть раз, альтруист заросший? Лучше б побриться надумал… Отрастил колючек, как дикобраз… Это всё, между прочим, обычная защитная реакция. Когда недотрога и одиночка не любит прикосновений к себе и контактов, он отращивает вот такие баки.
– А мне и не надо, чтобы меня трогали, – проворчал Сетт.
– Женщины у тебя ласковой не было, несчастный человек, – вздохнула, цокнув языком, демонесса.
– Ты больно счастливая?! Суккуб, спящий со всеми подряд, перемешивающий рода людей, а то и не только людей! – недовольно восклицал егерь Догман.
– О, ты бы предпочёл эльфиечку? – удлинила она свои уши. – Или полу-эльфа? Постарше, помоложе? Невинную дурочку или властную госпожу? Ты только скажи…
– Ты лучше заткнись! Ненавижу тебя! Всех вообще ненавижу! Некромант этот проклятый, эти заговоры богов, эти церковники
