style="font-size:15px;"> – Ну рассказывай, – успел Харон только ноги в приседе скрестить, да не стал затягивать с разговором. – Выбрала жениха, когда гуляем?
– Да я… – замялась девушка, краснея на глазах.
У Харона челюсть отпала – девица с языком без костей, не знающая, что такое смущение и скромность, сидит да мямлит?
– Ты чего?
– Не понравился никто.
– Совсем, вообще?
– Вообще, совсем.
– Может, просто рано тебе в невесты? – произнёс Харон нехотя от того, что не должен он таких мыслей навязывать. Наверно, страх возможного расставания развязал рот, ведь так они потом сидеть не смогут, будет стыдно это, придётся закончить дружбу.
– Да нет, пора и хочется, вроде, – щёки Лины залились ещё больше, дела сердечные для неё – что-то такое сокровенное, об этом она только картины с книгами видела, сама ещё ни в кого не влюблялась.
На новые высказывания друг не решился, а Алина добавлять к сказанному ничего не хотела. Так и сидели молча, любовались светом цветов. Чуть погодя первым заговорил Харон, решил всё же разбавить неловкую паузу да напомнить о грядущих праздниках: Покров, Дмитриев день, Кузьминки.
– Не буду больше твою праздничную кашу есть, в прошлом году два дня с животом маялся, – расхохотался парень, не дождавшись конца её возмущённой тирады в своё оправдание
– Сам купил.
– А кто, если б не я? У тебя ж лицо не скорчишь, коль не вкусно, боятся как огня.
Снова смеётся. Алина поёжилась от последней брошенной фразы, вспомнился сон и страх в глазах детей. Вздрагивание не прошло мимо внимания Харона, парень снял с себя жилетку, накинул Лине на плечи. Девица уголками губ улыбнулась. «Другая она какая-то, – про себя подметил парень. – Может, похмелье».
– Рябинка у тебя правда тогда вышла самая знатная, куда она делась в конце праздника?
– Не знаю, – дёрнула Алина головой.
– Наверно, какая-то завистливая мышака утащила, у самой, видимо, кукла мудрости и материнства хилой получилась, вот чужую и загребла. Да мне не жалко, от меня мама и Ба даже веник с ветками рябины примут, а той, наверно, стыдно с поганым трудом домой вернуться, вот и прикарманила куколку.
Харон знал – Алина колкая, но добрая, и если кто нуждается, последний ломоть хлеба отдаст.
– Зябко стало совсем, пошли домой, – предложила она.
Харон согласно кивнул и подал руку. Опираясь другу на ладонь, встала с ним одновременно, только шагу за ним ступить не успела. Виски сковала уже знакомая боль, и снова звон. Шквалом, будто давно притаившись, в память ворвались воспоминания. Лина рухнула бы наземь, если б не Харон – стоит, дрожит, хотя ноги не держат, капли прозрачные по щекам текут, в голове картинки.
Её другу пятнадцать, он сильно захворал, Лина, дабы помочь, поплелась в чащу леса за чудо-ягодой. Но чтоб её получить, пришлось хозяину куста дать зарок вернуться в
