всех сторон послышалось фырканье. Рассказ об охоте явно не впечатлил сытых такими событиями дворян. Дюману оставалось только понуриться и покраснеть.
– Ты оставался с ней наедине или хотя бы без родителей? – протянул Эндиус.
– Конечно! – возмутился Дюман. – Я говорил с ней! И не раз. Но настырно добиваться её внимания на виду у всей родни – неправильно.
– Тут он прав, – заметил Стам, как самый благоразумный.
Эндиус только фыркнул.
– Ты вообще молчи, когда взрослые разговаривают, – бросил ему Дюман, вызвав смех у остальной компании. И неизвестно, над кем смеялись больше: над Эндиусом, который не понимал всей серьёзности таких ситуаций, или над самим Дюманом, который внезапно стал слишком скромным с девушкой.
Весёлое и легкомысленное настроение завладело всеми. Стало понятно, что рассказывать Дюману либо больше нечего, либо оставалось только личное. Все медленно осмысливали ситуацию, размышляя, как относиться к ставшей такой неожиданной, хоть и ожидаемой, быстрой женитьбе друга.
–Когда тебе нужно возвращаться? – глухо раздался в притихшей комнате голос принца.
– Возвращаться? – растерянно повторил Дюман. – Акан, ты чего? Я не собираюсь ехать домой прямо сейчас. Пока гонец доберётся, пока выкуп наберут, пока она приданое соберёт, времени ещё полгода надо. И потом, это моё последнее путешествие как неженатого, и я не собираюсь его так быстро заканчивать.
Эти слова всех успокоили. Акан расслабленно вытянулся на кровати, а Эндиус даже подскочил к Дюману, обнимая.
– Как будто тебя кто-то отпустит, – ухмыльнулся Шиммел.
Надоедливая мошка летала везде: маячила мелкими чёрными точками перед глазами, лезла в уши, забивалась в нос, и приходилось мотать головой из стороны в сторону, только чтобы она хоть ненадолго отстала. Дело ухудшалось нестерпимой духотой, хотя было не так уж и жарко, но спёртый воздух был слишком тяжёлым, и ветер, слабо овевающий лицо, не давал никакой прохлады. Солёные капли стекали по лицу, рубашка на спине давно полностью намокла, а мошки, садясь на руки и шею, словно прилипали, и приходилось убирать их мерзкую щекотку руками, размазывая пот.
Хас покачивался в седле, понукая лошадь. Кляча передвигалась медленно, часто совсем останавливаясь и выворачивая шею, оглядываясь на всадника. Денег на более выносливого коня не хватило, и оставалось только надеяться, что она не падёт прямо здесь, посреди полузаброшенной дороги. Бока лошади ходили ходуном, подковы давно требовалось заменить, и сама она на вид была хуже любой другой – слишком старая и истощённая. Но сейчас привередничать не приходилось, либо ехать на ней, либо продолжать путь пешком. А на это уже не хватало сил.
Долгое путешествие по самым труднопроходимым местам давало о себе знать. Хаса с детства приучали к походной жизни, к преодолению огромных расстояний, но к такому продолжительному преследованию уходящего вдаль и вдаль следа, он оказался не готов.
