ты был, Ветров?! – срывается с моих губ возглас, как только я нахожу глазами высокую фигуру у окна на площадке с лифтами.
Руслан оборачивается и смотрит на меня пустым взглядом, в котором мелькает отголосок вины. Опускает голову и молчит, пока я приближаюсь к нему и встаю напротив.
Секунда. Другая. Третья.
Судорожный вздох и тихий вопрос:
– Как Саша?
Ругательства, которые мне сейчас хочется обрушить на голову Руслана, застревают на полпути. Ветров выглядит абсолютно потерянным и напуганным. Я никогда еще не видела его в таком состоянии.
– Ждем медсестру, чтобы поставили капельницу. Сейчас с ним санитарка, поэтому времени на долгие беседы нет. Где. Ты. Был? – чеканю вопрос, и от каждого слова он будто вздрагивает.
Только сейчас поднимает голову и смотрит мне в глаза. С невысказанным вопросом во взгляде, словно пытается что-то понять, уцепить в моем облике.
– Я отвез документы в поликлинику, потом заехал к матери. В прошлый раз мы сильно поругались, хотел помириться. Поставил телефон на зарядку и слушал нотации о том, как просрал свою жизнь. Такое тебя устраивает?
Я удивленно хлопаю глазами. Заехал к матери? И она не сказала ему, что я звонила и писала ей?
– Я же… Я же пыталась ей дозвониться. Писала! Она прочитала мои сообщения и даже не ответила!
Дыхание снова срывается, легкие обжигает от нехватки воздуха. Вопросы, которые я давно уже хочу задать Руслану, начинают разрывать мне голову, и это мешает сосредоточиться. Поэтому озвучиваю обезличенное:
– Что происходит, Руслан?
– Я не знаю, почему она ничего мне не сказала. Видимо, была слишком занята выполнением родительского плана по нравоучениям, – с сарказмом откликается Ветров, пожимая плечами. – Хотя мать прекрасно знает, что я уже давно сам себя сожрал.
– Я не об этом. Забыли про твою маму, к ней вернемся позже. Что за ерунда с документами? – мотаю я головой и делаю шаг вперед, вплотную приблизившись к мужу. И тут же, уловив запах, рассерженно шиплю: – Ты что, пил?!
Руслан сглатывает. Отступает, прислонившись бедрами к узкому краю подоконника, и складывает руки на груди. Защищается от меня. Отгораживается. Он всегда так делал, когда мы спорили или ругались. Выстраивал стену, молчал, копил в себе обиды, а потом обрушивал накопленное на меня. Оглушающим штормом, сбивающим с ног.
Вот только сейчас мне уже плевать на то, что у него там в душе происходит. Сейчас меня оглушают не его переживания, а мои. Я чувствую, что мной пользуются, ощущаю себя инструментом в его руках, и это категорически мне не нравится.
Я нуждаюсь в ответах.
– Мой вопрос не относится к твоей матери, Ветров, – жестко высекаю я. Повторяю уже озвученное, чтобы он понял – я не отступлю. – Объясни мне, что за катавасия с документами. Сейчас же.
– Ксюша…
– Нет. Убери эти успокаивающие нотки из голоса. Отвечай на
