которого, как ему казалось, теперь не хватает в этой комнате. Вдруг глаза поднялись на него, источая безумие, но в них было что-то родное, «глаза мамы», – осознал Афоня, думая о том, что это его последний день (как же он ошибается), но тут человек упал к стене, а его взгляд был испуганным, будто он увидел самого Дьявола, парень чувствовал напряжение, которое было за дверью, и оно нарастало, словно цунами, несущееся на бедный город с миллионами жителей. И вот лопнула лампа, освещавшая подъезд, теперь же он был поглощён кромешной темнотой, «уже вечер!», – удивился Афанасий, который быстро развернулся, чтобы посмотреть время на настенных часах, висевших прямо по коридору, но света в квартире тоже не было, лишь Луна, как верная подруга его, указывала своими лучами, будто щупальцами, на выключатель, который парень тотчас же нажал, озаряя небольшой проход неестественным и режущим глаза светом.
Часы показывали седьмой час, «значит, ещё осталось время», – про себя подумал Афанасий, ведь их посиделка в баре назначена на десять, но больше его заинтересовала лежавшая на полу колбаса, которая должна была быть сердцем. Платок пропитался жиром, парень почувствовал это, когда стал убирать остатки еды, неожиданно для себя он аккуратно положил его в карман штанов, который, верно, тоже покрылся пятнами, источающими зловоние. Картины на коридорных стенах, как всегда, были скошены, но сейчас Афоне казалось, что им оставалось немного, чтобы упасть. Зимние пейзажи искажались, превращаясь в грязные и запустелые улочки, переполненные мусором и вечными скитальцами, которые обречены на бесконечную жизнь во тьме без малейшего проблеска света. В одном из силуэтов он заметил человека, похожего на него, и стал тихо-тихо приговаривать имя своей Звезды:
– Астра… Астра, – парень будто умолял её прийти к нему и утешить, одарить теплом своего света, который должен быть лишь его.
По коридору кто-то пробежал, зацепив портфельчик, упавший с грохотом на пол. Из него что-то покатилось за одну из тумб, но пришедший туда Афанасий не нашёл этот предмет, а увидел книгу немецкого философа, которая была открыта на небольшом рассказике. Он подумал, что раз времени много, то стоит приобщиться к сознанию той, кем он вожделеет. Проходя в комнату матери, парень снова вглядывался в картину вечной мерзлоты, где все силуэты вдруг попрятались по своим маленьким заледенелым избушкам, но их горящие глаза пристально наблюдали за Афанасием, который уже не пугался фантомов, он начал привыкать к подобным вещам и пытался объяснить для себя подобное с точки зрения логики, но не все цепи получалось связать воедино, создав веретено благоразумия. Большинство его догадок сводилось к тому, что его режим сна слишком нестабильный, что медленно делает из него безумца.
Комната матери теперь тоже освещалась светом обычных ламп, выливавших в мир свои ядовито-жёлтые лучи, цветы, озаряемые этим светилом, казались уродливыми пришельцами
