и с плеском осыпалась штукатурка, испачкавшая тряпьё, трясущиеся руки закрыли лицо. Фигура всё стремительнее двигалась в сторону страдальца, уверенные шаги сопровождались хлопками детей, теперь они показали свои рогатые физиономии, оскалившиеся, с вытянутыми языками. А Князь непринуждённой, вальяжной походкой перебирал лестницу. Действо бы никогда и не закончилось, да вот только это случилось со ступенями, и дьяволята загоготали, стали корчить свои мохнатые рожи, показывая острейшие клыки, их пяточки захрюкали, а хвосты обвились о перила, создавая иллюзию, будто они готические горгульи. Раздался злорадный рык, гнилая пасть начала расходиться по щекам, мышцы разрывались, резко шлёпаясь на ломти кожи, когда же раны достигли ушей, Князь резким движением провёл длинным змеиным языком по ладони мужчины, слизывая кровь, и с омерзением сплюнул.
– Смотри на меня! – приказ не был выполнен. Сквозь щели между пальцами непослушный увидел, что ноги, которые были обуты в дорогие английские ботинки, превратились в мохнатые пылающие копыта. Скуления истязаемого, лишь гневили его мучителя, поэтому он ударил пародией на ногу по полу, расплескивая воду, а после опираясь её о ступень полетел в сторону сидевшего.
Всё тело мужчины сжалось в ожидании удара, но последовал лишь сильный порыв ветра, понёсший его голову прямиком в стену. Тупой удар подло пришёлся на затылок. Глухой треск засохшей и истлевшей шпатлёвки, и под этот звук, будто под барабанный марш, из носа побежала струйка алой крови. Руки сползли с лица и теперь прикрывали живот, пытались уцепиться за что-то, лежащее в воде. Он думал… Почему так много мучений пришлось на его долю, почему нельзя так просто простить ошибку, которую он совершил из-за незнания последствий. Снова… Слишком много мыслей, туман в голове убаюкивал, и боль почти не чувствовалась, лишь нежный голос матери звал его снова и снова…
В Тени Солнца
Нежный, бархатистый женский голос, будто певчая птичка, вырывался на волю, чтобы разбудить парня, этим же занимались и солнечные июньские лучи, пробивавшиеся в комнату:
– Афоня! Афоня, ну же. Уже половина восьмого часа, ты проспишь учёбу! – тучная женщина подлетела на своих коротеньких ногах к спящему и ущипнула его за ухо, хозяин же уха поморщился и почесал его, выдавая короткий ответ, как в советских телеграммах:
– Мам, первая философия, он снова будет нести всякий бред, не пойду… – он не успел окончить, как внезапный шлепок полотенца-предателя пришёлся ему в бок, который парень, кстати, тоже потом почесал.
– Ты на него посмотри, – вся речь пронизана негодованием, но происходит на нежных и ласковых тонах, – учится он, значит, в университете, а, оказывается, просто числится в нём. Афоня, послушай мать, взрослая женщина, знаешь ли. Великие люди никогда не отлынивали и не бегали от знаний, как это делаешь ты, хотя некоторым из них они давались очень тяжело. – серые глаза, напоминавшие пасмурное небо, обитое
