тебя, они не только не забудут, но и быстро изыщут способ и тебе об этом напомнить.
– Ну и что мне в таком случае делать?
– Делай как все молодые наших кровей: ищи, что тебе нужно, на Ponte delle Tette.
Аббасу это место было знакомо: полуобнаженные женщины стояли там с голыми грудями в дверных проемах, зазывая к себе молодых прохожих.
– Незачем что-то делать ради того, что ты можешь с легкостью получить за пару монет. Ты слишком молод, чтобы думать о женитьбе.
– Я хочу не жениться, а просто познакомиться с Джулией Гонзага.
Махмуд тяжело вздохнул. Отец семейства Гонзага в жизни не допустит и мысли не только о знакомстве, но и о том, чтобы его дочь дышала одним воздухом с каким-то мавром. Magnifico из Совета десяти, такой как синьор Гонзага, просто не снизойдет до приватной беседы с иностранцем – пусть и столь высокопоставленным, как капитан-генерал Венецианской армии.
– Это все от молодости, Аббас. Поверь мне, пройдет. Завтра же и думать о ней забудешь.
– Плохо же ты меня знаешь, если так обо мне думаешь, – ответил Аббас.
Джулия Гонзага смотрела на театр венецианского вечера с забранной плетеной решеткой лоджии. Свисающие с гондол фонари оставляли причудливые следы на ряби канала за кормой, из аллей доносились отзвуки голосов и смеха исчезающих в их сгущающейся тьме влюбленных парочек.
Зависть резанула ее кинжалом.
Она еще раз подумала о том, что с нею приключилось днем в Санта-Мария-деи-Мираколи. Почему тот мальчик так на нее заглядывался? Черный мавр, с лица как гондольер, вот только одет он был совсем иначе, чем прочие черномазые: шапка с драгоценными камнями, льняная рубаха с распахнутым воротом, как у самых высокородных модников.
Синьора Кавальканти, ее дуэнья, конечно, не уставала поучать ее, что молодые красавцы – дьявольское искушение на погибель ее души. Но Джулия порою задумывалась: не лучше ли этому соблазну поддаться и навлечь на свою душу вечное проклятие, чем то, что она имеет?
Ее ведь и так погребли заживо.
Глава 16
От девки разило вином и потом. Она со смехом рухнула Людовичи на колени. Он запустил руку ей за вырез платья и выкатил наружу грудь, взвешивая ее на ладони, будто плод на рынке. А сосок-то подрумянен, отметил для себя Аббас.
– Вот, гляди! – обратился к нему Людовичи. – Зачем сам себе голову морочишь? Все они одинаковые под покровом!
Девка игриво обвила юношу руками за голову, а затем, с наигранной стыдливостью подтянув лиф, ретировалась. Людовичи поднял кубок и залпом влил в себя густое rosso. Часть вина выплеснулась ему на белую рубаху – и расползлась кровавым пятном по его груди.
Таверна была битком набита сыновьями богачей и их подстилками. При этом девки на фоне их кавалеров поражали буйством цветов. Согласно строгим законам La Serenissima, как любили величать свой город венецианцы, лишь трудовому люду да проституткам дозволено было одеваться во что им
