луком и морковью, с тонкой вермишелью и кусочками курицы. Собственные пальцы кажутся Рейзл такими странными, когда делают обычные дела, будто теперь каким-то образом стало заметно и другое их назначение. Будто теперь удовольствие ее тела может внезапно открыться. Послевкусие от порно растворяется – как и ожидание Шаббатней царицы, оно превращается в двадцать пять длинных часов подчинения ее приказам. Никаких электрических переключателей. Никаких таблиц. Никаких нулей и единиц, никакой возможности ни включить выключенное, ни выключить включенное.
– И как ты себя чувствовала? – интересуется доктор Подгорец. – Когда попыталась уйти в завязку.
– Куда?
– Это такое выражение. Значит резко и полностью от чего-то отказаться, вместо того чтобы делать это постепенно.
Рейзл взвешивает альтернативы. Обе кажутся ей дурацкими. И невозможными.
– Иногда в Шаббат я говорю, что мне плохо, чтобы утром остаться дома, не идти со всеми в шул.
И дома в шаббатной тишине она представляет, как сейчас звучали бы шлепок, сосание, стоны из порновидео. Как можно было бы включить синий свет, только его, больше ничего.
Но она никогда этого не делает. Хоть она и одна в квартире, ее все равно окружает Шаббат.
– Я не включаю компьютер. Я соблюдаю Шаббат. Тогда мне правда плохо.
Бросить порно – для Рейзл значит надеть хорошее субботнее платье и пройтись до шула с мамой, тихо и печально, как будто в муках влюбленности. Компьютер разъедает ее. С каждым шагом к синагоге за Рейзл тянется невидимый провод, ее мозг остается подключенным к компьютеру в сумке, сокрытой в темноте под ее кроватью.
– А в синагоге тебе лучше?
– Не лучше. Просто по-другому… Я делаю вид, что я – как все остальные.
Она молится и целует сидур, перешептывается с Гитти и кузиной Рахи на галерке женской секции, как раньше, будто она по-прежнему школьница. После ленивого субботнего обеда Рейзл нравится громко петь земирот[22], слишком громко, и слишком сильно бить кулаком по столу во время благословений. Мама стреляет в нее глазами, Гитти велит вести себя тише, но Рейзл не повинуется.
– Мне говорят быть тише, а я стучу еще сильнее. Гитти говорит, я громкая, как мужчина.
– Значит, ты не вписываешься, даже когда не смотришь порнографию, – говорит доктор Подгорец.
Удивленная Рейзл вглядывается в лицо психолога в поисках ухмылки или гневно сдвинутых бровей, в поисках жестокости, необходимой, чтобы произнести такие слова, и ничего не находит. Но слова ее колют, весь воздух, что был в Рейзл, пока она говорила, вылетает, и она устало и бессильно расплывается в кресле. Рейзл и правда всегда была «другой». Всегда отличалась от остальных девочек. И рыжей копной, и скрытыми под ней мозгами. И хорошими оценками. В начальной школе она заняла первое место в конкурсе, где надо было запомнить названия всех недельных глав Торы в правильном порядке, и в конкурсе, где надо было выучить
Субботние затрапезные гимны.
