шаркая тяжелыми ногами с кандалами, ходил по загаженному трюму с ведром воды и запасом ветоши. Затем Люк и старший охранник Пол Блек, видя, что добровольцу сложно перемещаться и у него низкая скорость, приняли решение и разрешили расковать его полностью. Не помогло даже то, что прыщавый доктор Эдвард Грин недовольно задергал носом. На это рыжий боцман прорычал:
– Что нос воротишь, трубка клистирная? Смотри, сам пойдешь с ведром и тряпками. Это же твою работу он выполняет! Иди, сам себе примочку поставь на башку! Сам зеленый, как лягуха.
Доктор промолчал, но сердито зыркнул глазом.
Освобожденный от тяжелых оков, Генри уже гораздо быстрее перемещался по трюму, меняя тряпки на головах страдальцев и смачивая их водой. Вскоре он осмелел и уже довольно бойко требовал у дежурного охранника принести новое ведро с водой. Пару раз просьбу выполнили, а потом позволили выходить самому. В сопровождении охранника, но самому. Генри с наслаждением выходил на свежий воздух, оглядывая горизонт, но старался делать все не слишком медленно, чтобы не нарваться на взыскание. Все быстро – ополоснуть ведро, набрать воды и снова в смрадный трюм.
Но это позволило не скатиться в полное отчаяние. Было некогда в тысячный раз думать об ужасной несправедливости, потерянной навсегда Элис и мрачном будущем. Да, увидеть Элис перед отправкой не удалось. Не пришла.
Прочь грустные воспоминания. Работать и еще раз работать. Хорошо, что с юных лет ему приходилось вместе с отцом дежурить в хосписе. Старик Алессандро Картер был уверен, что это полезно, раз уж сын так хочет стать доктором. Потому ему было не впервой видеть людей в состоянии, когда они не могли себя контролировать. Могучие мужчины становились малыми детьми, когда их настигала хворь. Немощь, иногда невозможность обслужить себя в самых простых случаях, приводила их в недоумение, иногда в гнев и ярость. В любую минуту можно было стать объектом необъяснимой агрессии.
Пробираясь между больничными койками, старый доктор терпеливо рассказывал сыну, как посреди океана без дополнительных возможностей решал сложные медицинские задачи. Людские потери на их судне были минимальными. Когда Алессандро Картер списывался на берег, его многие с благодарностью провожали. На суше, как оказалось, дел для бывшего корабельного дока было немало. До последних дней он ходил на службу в хоспис.
Хорошо, что не дожил до того страшного дня, когда сына осудили на каторгу. Генри судорожно вздохнул.
За то, что научил не обращать внимания на грязь, кровь, вонь – отдельное спасибо. Главное – жизнь больного.
Находясь в пересыльной тюрьме, Генри старался не общаться с сокамерниками. Большую часть времени он лежал на своем тюфяке, прикрыв глаза и раз за разом прокручивая события того страшного вечера, когда в доме любимой Элис случилось несчастье.
На корабле он внезапно оказался нужным для всех, и это взбодрило.
Пробираясь между вповалку лежащими людьми, он замечал то незатянутую рану у одного, то абсцесс или фурункул у другого, то грязную повязку у третьего. Если больных
