Генри. Они его одобряли, он был свой.
Однако, после стычек с доктором, Генри добился, чтобы в трюм выдали хлорку. Да, пахнет. Да, иногда невыносимо пахнет. Да, заключенные очень громко роптали. Но это должно было свести к минимуму возможность возникновения заразы. На кораблях, перевозивших каторжников в Америку и Австралию, эпидемии были обычным явлением. Самые первые рейсы привозили в порт назначения не более тридцати процентов пассажиров, остальные находили свое вечное успокоение на дне океанском.
Удалось немного приструнить корабельных крыс, которые уже привыкли к живому грузу в трюме и беззастенчиво бегали чуть не по головам. Наставили крысоловок в укромных местах. Когда число пойманных огромных тушек достигло десятка три, постоянные обитатели трюмов перестали совсем нагличать, понимая, что сила не на их стороне.
Особый восторг от частых споров Генри и Эдварда испытывал боцман. Он довольно хохотал, оглушительно хлопая по ляжкам и с восторгом крутя кудлатой головой. Внимательные наблюдатели видели, что он практически всегда был на стороне Генри. Наверно, потому и удавалось тому много чего провернуть. Причина такого благоволения скрывалась в отношении Люка к корабельному доктору. Ну, явно он не нравился рыжему.
Заключенные частенько говорили о том, как им будет на каторге в чужой стороне, роптали. Генри в ответ рассказывал те истории, которые слышал от отца – о дальних странах, туземцах, аккуратных маленьких хижинках, игрушечных фортах на скалистых берегах, песчаных пляжах, ладных темнокожих женщинах, диковинных фруктах. Или описывал жаркое солнце, которое пропекало до костей, или льющие рекой проливные дожди, желающие затопить весть свет тепловатой жидкостью. Тогда даже ночь не дарила свежести и желанного отдыха от зноя, только лишь добавляя влагу в душный воздух.
После этих разговоров в затхлом темном помещении еще долго раздавались старательно скрываемые сдавленные мужские всхлипывания или мечтательные вздохи. Кто, что хотел, то и слышал в этих немудрящих рассказах.
Несколько раз за рейс налетали шквалы, когда небольшой ветерок стремительно сменялся тропическим ливнем. Тогда все длилось очень недолго, только с полчаса тугие тяжелые струи бились о палубу, а беспомощное судно мотало то вверх к небесам, то в бездонную глубь. Потом резко все прекращалось, слышны были зычные команды боцмана и капитана на палубе, распекавших на все корки неповоротливых матросов.
Достались и штормы, к счастью, длившиеся не более суток. Но сутки эти еще надо было пережить, довериться видавшему виды судну, его такелажу и опытному капитану, и не сойти с ума от ощущения ежеминутной гибели.
Капитан, довольный спокойным контингентом, вскоре разрешил прогулки заключенных по очереди, группами на палубе. Все были слабые, измученные неподвижностью, но с радостью стремились наверх, на волю. Там был свежий воздух, от которого кружилась голова, особенно после многих недель нахождения в закрытом, темном, смрадном помещении, которое проветривалось
