ставить морс, мама просто обнимала ее, и ниточки целительного тепла, исходившие от ее рук, обвивали Майку. Сейчас все пройдет, это просто гренки, дурацкие гренки, я тебя обниму, и все пройдет…
– Ну, здравствуй, Волчок, – проговорил низкий мужской голос над ее ухом, и она медленно подняла тяжелые ресницы.
Пустой вагон метро дернулся на изломе тоннеля, перемигнул лампами; тот, кто звал ее, качнулся вместе с остальным миром, на секунду завис прямо над ней, а потом его снова отбросило назад.
Майка попыталась сфокусировать на незнакомце взгляд своих чайно-карих глаз. Широкоплечий, высокий, с книжкой Сартра под мышкой, с огромным циферблатом часов на запястье, весь такой в черном, весь на нерве. Господи, просто сделай так, чтобы мне показалось.
– Мы знакомы? – спросила она дрожащим голосом; в ее левое ребро быстро-быстро стукнулось сердце, как будто хотело выпрыгнуть из грудной клетки и покатиться по вагону.
Широкоплечий огляделся, не спеша разминая шею, сел на синее сиденье напротив нее и смущенно усмехнулся. В глаза ей бросилась татуировка – вся его шея была покрыта извилистым узором из красных стрел, золотых листьев и черных браслетов, как бы обвивающих шею несколько раз.
– Привет, Волчок, – повторил он, растягивая слова, и почесал подбородок.
– Мы знакомы?
– Да.
Он аккуратно, глядя ей в глаза и как бы спрашивая разрешения, пересел на ее лавку. Она следила за угловатым рисунком его движений, не отрывая взгляда.
– Ну то есть теперь, думаю, да. Можно считать, знакомы. Некоторые называют меня Самбо, я Егор Самбовский.
– Я не думаю, что мы знакомы.
– Я тебе понравлюсь.
Он поднял на Майку глаза, и в них сверкнул огонек. Его круглое, немного рябое лицо вызывало какое-то странное ощущение – будто он и правда был ей знаком, вот только Майка точно знала, что ни разу с ним не встречалась. Сколько ему лет? Откуда он взялся? Почему она не видела его в вагоне раньше? Он называл ее ласковой кличкой, так звали ее только самые близкие люди: бабушка, мамин брат Ваня, Костя, когда-то – родители. Он ее знал.
– Ты кто такой?
– Ты в курсе, что ни в одной экранизации «Оно» нет сцены с детской оргией? – Он кивнул на Кинга на коленях у Майки.
– Не интересовалась такими подробностями.
Она отодвинулась, но он все равно сидел так мучительно близко к ней, что она чувствовала, как от него слегка пахнет потом.
– Просто еще не дошла до этого места, а так бы обязательно заинтересовалась.
– Сильно сомневаюсь.
– Обязательно.
Поезд, наконец, вылетел на светлую станцию, вроде бы именно на ту, которая была ей нужна, и, собрав с лавки свои вещи, Майка с облегчением вышла на платформу. Если татуированный – просто аномальное порождение метрополитена, то сейчас он исчезнет,
