ближайший игорный дом, коих здесь, на Каттане, было предостаточно.
Везение не оставило Йозефа и там: все соперники по столу оказались сопливыми новичками, облапошить которых не составило никакого труда. Деньги сами плыли в руки, и грех было от них отказываться: парень играл до вечера, потягивая терпкое, на травах, вино, покуривая чуть отсыревший после корабля табак и не замечая ничего вокруг. И только когда желудок уже в который раз утробно забурчал, напомнив о себе, а глаза стали совсем слипаться, Йозеф с сожалением покинул заведение и, чуть пошатываясь от выпитого, побрел на поиски постоялого двора.
Гроза прокатилась по острову, наследив глубокими лужами, и уползла, глухо рокоча, куда-то на север. С крыш капало. Мостовая мокро блестела в тусклом свете фонарей. Посвежело. Холодный воздух тут же пробрался под сюртук картежника, вынудив того двигаться быстрее. Прослонявшись без толку с час, а то и больше, парень все больше удалялся от центра. Кажется, он шел на восток, к портовым улочкам. А может и на юг, кто знает? Уткнувшись в очередной тупик, развернулся было – и голова тут же взорвалась от боли, а перед глазами засверкали мириады искр.
Очнулся Йозеф оттого, что на него обрушилось Срединное море, по которому они сюда приплыли, не меньше. Он захватал ртом, будто рыба, выброшенная на берег, зафыркал, отплевываясь. Одежда враз промокла, облепив тело ледяной тканью и заставив мгновенно протрезветь. Под черепушкой гудело до тошноты – остатки вина в желудке так и запросились наружу, в глазах плыло – то ли от попавшей в них соленой воды, то ли от давешнего удара.
– Че, вша? Как водичка? – раздалось сбоку сиплым, прокуренным голосом.
Кто-то рядом заржал, похрюкивая.
Проморгавшись, парень осмотрелся. Трое. Один, с ведром наперевес и шрамом через всю щеку, ухмылялся, уставившись на него из-под топорщившихся в разные стороны, словно старая гуталинная щетка, бровей и попыхивая трубкой. Другой, лысый, что коленка, и с кривым, в нескольких местах переломанным носом, заинтересованно перебирал рассыпанные по столу, сколоченному из необтесанных досок, его, Йозефа, вещи. Драгоценности нимеи лежали в рядок там же, чуть потесненные ровно сложенными столбиками монет. Парень дернулся – стул жалобно заскрипел, в руки, стянутые за спиной, больно врезалась веревка, удерживая того на месте.
– Ну-ну, полегче, паря, полегче… – ткнул его в плечо бровастый и поставил опустевшее ведро на пол.
Третий, на вид ничем не примечательный, устроился чуть поодаль, в углу, на большом ящике, укрытом мешковиной, и, казалось, больше увлечен был выковыриванием грязи из-под ногтей кончиком стилета, чем происходящим. Наверху кто-то оглушительно несколько раз подряд чихнул и заматерился, вызвав взрыв хохота. Через широкие просветы в досках низкого потолка можно было разглядеть движение.
Не трое. Йозеф стиснул зубы, с ужасом понимая, как он влип на этот раз. Тошнота подступила с новой силой.
Пол мерно покачивался. За стенами глухо плескалось. Корабль?
– Звать-то как?
Парень промолчал, лихорадочно
