скорее всего, уже ждали бы напуганные крестьяне. Поляна, где Чжень ломал деревья, была идеальной для того, чтобы спустить стволы по сопке вниз. Склон сопки был покатым и очень каменистым, Чжень провел там не один час, внимательно рассматривая тяжёлые неровные, крупные валуны. Стволы деревьев, если их столкнуть, создадут каменную лавину. Тогда брёвна и камни бы запрудили реку ровно так, чтобы та затопила хотя бы часть надвигающейся армии Саранчи и дала юноше – и южанам – ещё немного времени. Ломать деревья здесь или ещё восточнее, на Запретной сопке, значит отказаться от всех плодов утреннего труда. Возвращаться назад, значит лишний раз рисковать. Убедить крестьян в чём-то силой слова Чжень и не надеялся. Он был совсем один, решения проблемы не было, но это его не пугало. Чжень видел свой страх, чувствовал кожей отчаяние и непонимание, знал их, как старых товарищей. Он был вежлив с ними и спокоен. Балансируя на тонкой ветви, Чжень оторвал от неё одну ногу, заложил за колено другой. Вытянул одну руку к востоку, а другую к небу. Закрыл глаза. Очистил уставший разум, бережно сбросил с себя давно знакомые, но не нужные сейчас эмоции и страхи.
Небо было пугающе жёлтым, но Чжень никогда не учился у мудрецов и ученых и не мог разгадать это знамение. Он открыл глаза, зная, что прошлая затея не удалась, но можно действовать размеренно и не спеша, словно тихая речка, и прийти к новому решению. Чжень заспешил к месту вырубки. Он не опускался на землю, но и не прыгал по ветвям. Он был осторожен и тих, скользя по кронам, почти не прибегая к знакомым от учителя техникам прыжка. Ни делал ничего, чего не смог бы сделать тренированный циркач или просто хорошо сложенный деревенский смельчак. Упасть, зацепиться, подтянуться на руках, влезть повыше, пройти по ветке, осторожно перескочить, упасть, зацепиться, подтянуться. Увы, это требовало куда больше времени, чем обычный прыжок жабы, которому научил Чженя Ши-Даоань.
Когда юноше все же добрался до места вырубки, солнце уже стояло высоко в небе. На поляне его ждало четверо крепких, молодых мужчин, вооруженных луками, дубинами, да ножами. День был знойным и душным, и мужчины временами вытирали со лба пот подолами коротких льняных рубашек. Наплечные двубортные халаты – «и» – были сброшены на землю. Мужчины тихо переговаривались между собой, и Чженю пришлось подобраться на опасно близкое расстояние, чтобы услышать их разговор. Юноша бесшумно спрыгнула с одной ветви на другую, обхватил её руками и ногами, а затем застыл в хвое. Чжень не двигался, дышал так тихо и ровно, что сердце его едва билось, а разум оставался пустым и холодным. Чжень был занят лишь одним делом, и потому делал его хорошо. Чжень слушал.
– На проклятом месте, – сплюнул на землю один из мужчин. – Ночью только вернётся, раз нечисть.
– Даосы света не боятся, – покачал головой другой. – Сам же видел, брат Иинг!
– Но в деревню он только на закате придёт, – ответил ему первый.
– Он с вечера здесь! – снова возразил второй. – Захотел бы прийти
