приводили к каким-то действиям – неловким, неуверенным, сомневающимся. С одной особой это ни к чему не привело, кроме чувства обиды. Со второй особой же привело к чему-то, к тому, что продлилось недолго. Позже были и другие попытки, но всё заканчивалось, едва начавшись.
Но весь тот опыт, все те эмоции в сравнении с теми, что Матиас испытал, как только увидел Аннет, с теми, что он испытывает сейчас являются: пустыми, тихими, мимолётными, безжизненными; то лишь было любопытством, иногда скукой, иногда надобностью – не ходить же всю жизнь в одиночестве и без кольца.
Матиас смотрел на обожаемое личико, на которое желал бы смотреть каждый день. Он видел, как лицо Аннет было странным, отстранённым – не понимал, что в её душе, что в голове. Ему начало чудиться, что сейчас она откроет рот и скажет: уходи. У него заурчал живот – и Аннет усмехнулась.
– Видимо обед, – ответила она. – Идём. Если хочешь, конечно.
Без раздумий Матиас пошёл за Аннет обратно в пещеру-жилище. Он смотрел ей вслед – лёгкая поступь, а при шаге иногда мелькали тёплые серые колготы; смотрел на светлые волосы как холодная пшеница, на заплетённые косы, и на растрёпанную распущенную часть волос; смотрел на подол тёмно-зелёного платья, и на коричнево-зелёную шаль с капюшоном. Иногда Матиас смотрел на её сапоги, себе под ноги, через её плечо на утёс, на верху которого была земля и росли деревья, а там дальше горы; но куда бы он не смотрел, куда бы не отводил взгляд на одну-две секунды, взгляд всегда возвращался на её затылок – в ожидании, что она обернётся, он увидит профиль её милого личика, взгляд пурпурного глаза, улыбку с одним уголком.
Но она не оборачивалась.
Аннет несла Фиву, ощущала на себе взгляды Матиаса и не знала, что делать с этим странным волнением в груди, а мысли путались. Она умом понимала, что Матиас должен уйти, но не могла этого сказать. Она не хотела, чтобы он уходил.
Глава 3
1
В пещерном жилище Аннет раскрыла ставни, поставила банку с мёртвым дилихером на комод, бросила в камин несколько поленьев – и пламя вновь разгорелось. Сидя за столиком, Матиас наблюдал за Аннет. Он пытался быть ненавязчивым, естественными; пытался отводить взгляд, смотреть в стену, наружу, на Фиву на кровати. Но каждый раз его взгляд возвращался на неё.
Аннет уже без шали с капюшоном, без сумки, поместила чугунную решётку над пламенем, а на него котелок, вероятно со вчерашним ужином, а может и с обедом тоже. Аннет не смотрела на Матиаса, но чувствовала его постоянные взгляды со скоротечными перерывами. Часть её хотела их не замечать; а вторая часть хотела ответить на каждый из них, и ещё добавить своих. В ней стало возрастать странное ощущение неправильности, и мысли о доме, о её оставленной семье; хотя она понимала, что эта «неправильность» – глупость. Но Аннет так и не посмотрела на Матиаса, не отвечала на взгляды, не говорила; не говорил и он.
Разогрев обед, Аннет с двумя глиняными тарелками направилась к столику. Матиас хотел подскочить
